ДВЕ ЦЕРКВИ

Беседа двух друзей о православии, экуменизме и сергианстве

 

Беседа 1. Епископ и Церковь

[К началу]

— Я слышал, что экуменизм – это плохо. Расскажи мне об экуменизме.

— Для того чтобы говорить об экуменизме, нужно понять несколько моментов: что такое православие (ни много ни мало), почему любое искажение православного учения в духовном отношении гибельно (то есть в чем опасность ереси), в чем именно экуменизм противоречит святоотеческой вере, и еще – о роли и значении епископа в Церкви.

— Я слышал, что епископат Московской Патриархии обвиняют в экуменизме. Меня, главным образом, интересует только то, что сам я исповедую православную веру – какое мне, вообще, дело до того, во что верят и как живут епископы?

— Если ты исповедуешь православную веру, то именно в соответствии с ней ты и не должен быть в общении с любыми еретиками. В том числе с экуменистами. И тебе очень даже должно быть дело до веры епископа, которого поминают за литургией, на которой ты причащаешься.

— А не все равно, чье имя там поминают?

— По вере Церкви, литургическое приношение совершает епископ или священник от его имени, но именно от имени епископа, а не сам. Поэтому в каждом храме на престоле лежит антиминс – плат, на котором стоит подпись епископа. По сути, антиминс – письменное благословение епископа на служение в данном храме. Без него служить священнику нельзя. Освящает и выдает антиминсы только епископ.

Таким образом, без епископа литургия вообще невозможна. Если епископ православный, то таинство Евхаристии совершается. Но у еретиков таинств нет, и если епископ еретик, то евхаристия не совершается. Хлеб остается хлебом и вино – вином. Поэтому святые отцы Церкви категорически считали неприемлемым причащение у еретиков. Каноны даже запрещают совместную домашнюю молитву с ними и уж само собой – причащение у них. Правило 45 Апостольское гласит:

«Епископ, или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся только, да будет отлучен. Если же позволит им действовать как-либо, яко служителям Церкви: да будет извержен».

Есть и другие правила, запрещающие молитвенное общение с еретиками.

— А просто верить и не причащаться нельзя?

— Можно. Но тогда ты – вне Церкви. Церковь не мыслится вне Евхаристии. На языке святых отцов отлучение от причастия есть отлучение от Церкви.

— А нельзя, чтобы епископ верил по-своему, а я, скажем, буду причащаться у него на службе и верить по-своему – православно?

— А почему бы в таком случае тебе не причащаться на католической мессе? Ведь это то же самое: католический священник верит по-своему, а ты, причащающийся у него, веришь по-своему. Что тебя останавливает?

— Он католик – еретик.

— Экуменист – тоже еретик. Его вера идет вразрез с верой святых отцов Церкви. Общение с ним запрещено канонами Церкви.

— В каком смысле «не должен быть в общении» с еретиками? Я что, должен перед беседой с каждым человеком спрашивать о его вере?

— Нет, конечно. Имеется в виду исключительно церковное общение. Греческое слово «кинония», употребляемое в канонических правилах, означает общение в молитве и в таинствах. Речь идет только об этом общении. Разговаривать, дружить, есть-пить, работать можно с кем угодно, хоть с еретиками, хоть с иноверцами. А вот совместно молиться можно только с православными.

— Получается, что я должен знать, во что верят мои иерархи? А как я это узнаю? Они не станут передо мной отчитываться.

— Во-первых, епископ обязан отчитываться о своей вере перед своей паствой и перед другими епископами. Он по определению блюститель православной веры и сам должен не просто знать свою веру, но исповедовать ее публично и не допускать ее искажения у своей паствы.

— А если он тайный еретик? Как я это должен узнавать?

— Не нужно узнавать этого. Это и невозможно узнать. Тебя должны интересовать только его публичные высказывания; не сокрытые тайны его души, а открытые свидетельства. По ним, согласно церковным канонам, определяется исповедание веры епископа. И в первую очередь, конечно, по церковным документам, под которыми стоит его подпись. И еще очень важно для тебя знать, с кем из епископов твой епископ состоит в церковном общении, то есть с кем он сослужит и кого он поминает на богослужении в качестве православных архиереев.

— Это так все сложно! Как я должен следить за всем этим? Я хожу просто в храм и считаю, что там священники все делают правильно и мне незачем их проверять.

— То есть ты готов собственное спасение отдать в чужие руки и сам не хочешь позаботиться о том, православно ли верует твой епископ? Если так, то наш разговор не имеет смысла.

— Я уверен, что Бог не попустит целой поместной Церкви отпасть от православия! Это невозможно представить!

— В свое время крупнейшая поместная Церковь из самой авторитетной и уважаемой сделалась еретической именно потому, что ее члены рассуждали так же, как ты. И подобное в истории случалось неоднократно.

— О чем ты говоришь? Как такое возможно?

— Римская Церковь в свое время впала в ересь через принятие ее епископатом ложного исповедания, с тех пор ее стали признавать еретической все святые Православной Церкви. Или ты не считаешь, что католики – еретики?

— Я считаю, что они еретики. Но это они. А это мы! Мы – православные.

— Они тоже были православные и тоже слишком доверяли своему епископату, тем более своему первому епископу – римскому папе. А православный человек – хоть и овца стада Христова, но стадо это – словесное, и овца эта тоже не должна быть бессловесной. А словесным овцам нужно внимательно слушать голос истинного Пастыря и бежать от чужого голоса. То есть знать настоящее святоотеческое православие и избегать всяческих от него уклонений.

— Святые отцы учат, что если я знаю о том, что мой епископ верит неправославно, то я не должен у него причащаться?

— Не просто не должен причащаться у него лично, но не должен причащаться и у всех священников, которые поминают его на Евхаристии. И не должен причащаться и у всех епископов, которые состоят с ним в церковном общении, и у всех их священников. И не просто не причащаться у них, но и не молиться с ними. И не только с ними, но и со всеми, кто у них причащается или кто с ними молится!

— Вот это да! Ты можешь подтвердить это словами святых отцов?

— Да.

Верные «соединены с епископом так же, как Церковь с Иисусом Христом и как Иисус Христос с Отцом, дабы все было согласно через единение», – пишет священномученик Игнатий Богоносец в Послании к ефесянам.

Если епископ впал в ересь, это не может не сказаться на его пастве.

Св. Киприан Карфагенский учит, что:

«еретики – не насаждение Отца», но «злое произрастение, приносящее смертоносный плод: кто вкусит от него, тот немедленно умирает».

Он же пишет о еретиках и раскольниках и их таинствах:

«Не думайте, что вас не осквернит общение и порочная жертва, которую он приносит, и покойницкий хлеб».

Не могут верные спасаться отдельно от своего епископа, как тело не может жить отдельно от своей головы – это аксиома православной экклисиологии. 

«Светильник телу есть око (Мф. 6:22).., а светильник Церкви есть епископ. Поэтому, как оку необходимо быть чистым, чтоб тело двигалось правильно, а когда оно не чисто, и тело движется неправильно; так вместе с предстоятелем Церкви, каков он будет, и Церковь или подвергается опасности, или спасается», – говорит св. Григорий Богослов.

По св. Киприану, признающий еретиков членами Тела Христова и даже просто христианами сам приобщается к ним и должен«сделаться вполне их соучастником – сходиться вместе с ними, с молитвами их соединять свои и ставить алтарь и жертву общие, так как у них с еретиками один Бог, один Господь, одна Церковь, одна вера, один Дух и одно тело».

— Это все очень серьезно. Допустим, я принимаю то, что нельзя быть в духовном общении с неправославно верующими епископами и всеми, кто с ними состоит в общении. Но теперь скажи мне, почему ты считаешь, что епископы РПЦ МП неправославно верующие?

— Согласно каноническим правилам (15-е правило Двукратного Собора), разрывать общение с епископом необходимо, если он публично и всенародно исповедует уже осужденную соборами или отцами ересь. Как ты считаешь, документ, подписанный епископом, имеет статус публичного и всенародного исповедания?

— А если его от лица поместной Церкви подписал не епископ, а кто-то из священников или мирян?

— Если какой-то священник подписал еретический документ, то епископ обязан запретить его в служении, объявить, что сам он к этому документу не имеет отношения, засвидетельствовать, что документ этот неправославный, потребовать его отмены, оповестить об этом других епископов, требовать соборного рассмотрения и осуждения этого документа. А в случае игнорирования с их стороны этих его действий разрывать общение с ними, как упорствующими в ереси, собственных еретичествующих клириков лишать сана, а еретичествующих мирян – отлучать.

— Да, в этом смысле епископ отвечает за документы, которые подписаны его единоверцами, членами его церкви.

— Вот именно. Епископ – часть тела церковного, причем часть важнейшая. И он никак не может верить иначе, чем святые отцы. А его паства не может верить иначе, чем он. В противном случае он отпадает от Церкви, а если паства не отделяется от него, то от Церкви отпадает и она.

— Я с этим согласен: «Где епископ, там и его Церковь!»

Беседа 2. О православии и экуменизме

[К началу]

— Теперь, когда тебе понятны роль и значение епископов в Церкви, нужно прояснить, что такое экуменизм и чем он, как и любая ересь, опасен. А для этого нужно попытаться понять, что же такое православие.

— Ну, православие – это правая вера.

— Конечно, но что значит правая? Экуменисты считают, что абсолютно правой веры на земле вообще нет, что люди неспособны познать непознаваемого Бога, и поэтому любое вероучение относительно. Таким образом, они считают, что поскольку любые представления о Боге ограниченны и условны, то и спорить из-за «незначительных деталей» не стоит, нужно просто стремиться к церковному единству, начать вместе молиться, ведь главное любовь!

— Звучит убедительно…

— И весьма красиво. Вот только святые никогда такой веры не исповедовали. И нам нужно определиться теперь, хотим ли мы верить, как наши святые, и, значит, быть в той же Церкви, что и они (как веришь – в такой церкви и пребываешь), либо мы принимаем эту красивую экуменическую веру и от святых на деле отказываемся?

— Конечно, я хочу верить именно так, как верили святые, и хочу быть с ними в той же Церкви и здесь, на земле, и на небесах.

— Тогда нельзя верить в экуменизм, в то, что на земле нет единственной правой веры и исповедующей ее единственной Святой, Соборной и Апостольской Церкви.

— Но ведь если Бог непознаваем, как может быть единственная правая вера?

— Бог непознаваем никем из Своих творений, но Он познаваем Им Самим. Сам Бог знает Себя.

— И что из этого следует?

— То, что святые потому и почитаются нами как святые, что они достигли единства с Богом, обОжения – познания Бога не своим тварным умом, а Духом Святым, и потому стали причастны к знанию Бога о Себе Самом. И их учение – не плод человеческих наблюдений или трудов, а откровение Самого Бога о Себе Самом.

— В этом случае получается, что то, что открыто святым – Истина, не подлежащая никакому сомнению?

— Да. И на этом настаивает Православная Церковь – Церковь святых отцов.

— Получается, есть одна единственная правильная вера – вера святых, а все остальные – заблуждения?

— Да. Формально можно сказать, что в той или иной степени. Но, по существу, степени тут совершенно не важны. Нам нужно понять главное: не бывает православия «почти» или «на 99 %». Есть православие и есть неправославие. Как ты думаешь, если некая церковная организация формально исповедует православную веру на 98 %, при этом добавляя 2 % ереси, она при этом православная?

— Нет, не думаю.

— Она еретическая, если хоть в чем-то противоречит отцам. Вера – это не сумма разнородных постулатов, она целостна. Если в исповедании веры искажена хоть какая-то, на первый взгляд, незначительная часть, значит, искажен весь целостный образ веры, значит, за этим исповеданием – иной бог, не Бог Откровения, а «бог» человеческих домыслов.

— И, значит, экуменизм – это именно такая искаженная вера? Пусть формально совпадающая с православием на 90 %?

— Не берусь рассуждать о процентах, но экуменизм противоречит учению святых отцов.

— В чем именно он противоречит святым отцам?

— Во-первых, как я уже сказал, он отрицает сам факт истинной веры на земле и, значит, единой истинной Православной Церкви. Этого уже достаточно, чтобы назвать экуменизм ересью.

— А во-вторых?

— Он вводит новое учение о Церкви. По учению экуменистов, к Церкви Христовой могут принадлежать и неправославно верующие (то есть еретики). Еще экуменизм признает действительность еретических «таинств». То есть экуменизм – экклисиологическая ересь, новая ложная вера и новое учение о Церкви. Святые такой веры не исповедовали.

— Приведи примеры этой экуменической веры.

— Если не говорить пока о других поместных церквах так называемого «мирового православия», а обратиться только к вероисповедным документам РПЦ МП, то начало «официального» экуменизма нужно искать здесь в 60-х годах XX века. Первым еретическим документом, принятым непосредственно РПЦ МП, было Определение ее Синода о допущении католиков к причастию в ее храмах (1969 г.). Это Определение дополнялось «Разъяснением» митрополита Ленинградского Никодима (Ротова), в котором он обосновывает такую практику еретическим учением о признании таинств, включая евхаристию, еретиков-католиков. Оба документа – и Определение Синода, и Разъяснение к нему – были впоследствии одобрены на поместном соборе РПЦ МП 1971 года. Таким образом, личные еретические заблуждения митрополита Никодима были усвоены всем епископатом РПЦ, а значит, всей этой организацией – никто не возразил, никто не вступился за православие.

— То есть фактически католикам было разрешено причащаться в православных храмах без перехода в православие? Сохраняя свою католическую веру?

— Именно. Тем самым, этот документ попросту заявлял о том, что православные и католики по факту в одной церкви, их исповедания равно спасительны.

— Что, были еще документы?

— Да. Например, подписанный в том числе и официальным представителем РПЦ МП «Баламандский документ» 1993-го года, в котором признается католическая евхаристия и утверждается, что Римско-католическая церковь сохраняет «полноту предания» и является по отношению к православным церквам «церковью-сестрой».

— Может, это просто неудачный словооборот?

— Если это так, то нужно было на уровне епископата заявить, что это неудачный словооборот, и мы так не верим. Этого не произошло.

— Были еще экуменические документы?

— И документы, и заявления, и совместные «богослужения». На Архиерейском соборе РПЦ 1994 года с докладом «Об отношении Русской Православной Церкви к межхристианскому сотрудничеству в поисках единства» выступил митрополит Филарет (Вахромеев), председатель Синодальной богословской комиссии Московской Патриархии. В докладе был затронут вопрос о допустимости для православных участвовать в «экуменической молитве о христианском единстве», которая совершается ежегодно во время так называемой Недели молитв о единстве христиан и на которой присутствуют представители различных конфессий, включая поместные церкви «мирового православия». Подобного рода молитвы строжайше запрещены церковными канонами, нарушители запрета подлежат извержению из сана. Но в докладе митрополита Филарета отмечалось, что Православная церковь якобы не признает католиков, протестантов и англикан еретиками, несмотря на отсутствие с ними евхаристического общения и наличие догматических разногласий. Но отрицающий ересь еретиков сам становится еретиком. В докладе также признается действительность крещения, евхаристии, священства, епископата (!) в католической церкви, т.е. наличие в ней подлинного апостольского преемства.

«Они разделенные наши братья во Христе, братья по вере в Триединого Бога, по вере в Господа Иисуса Христа как Бога и Спасителя, братья по сопричастности к Телу Христову (то есть к Церкви Христовой) через Таинство Крещения, действительность которого у них мы признаем (исповедуя едино Крещение), братья по христианскому сообществу, которым мы свидетельствуем истину Святого Православия, Предание и неповрежденную веру Древней Церкви», – прозвучало в докладе.

И ни один епископ Московской Патриархии не воскликнул «анафема»! ВЕСЬ ЕПИСКОПАТ молча «проглотил» ересь, в очередной раз предав православие.

— Может, епископы не поняли, о чем речь?

— Тогда какие же они епископы, если не способны отличить православие от ереси? В таком случае они засвидетельствовали свою полную «профнепригодность». У них же у всех духовные академии за плечами – вопрос, чему учат в этих академиях!

— Наверное, они не решились противоречить священноначалию?

— Епископы и есть священноначалие. Над епископом в Православной Церкви нет начальников. А в вопросах веры нет начальников даже и над мирянами – только святые отцы! Если же это страх человеческий, тогда они суть отпавшие от Церкви в ересь по страху человеческому. И они могли быть приняты в Церковь только при покаянии в ереси и только в качестве мирян, не иначе.

По докладу митрополита Филарета Архиерейский собор принял определение «Об отношении Русской Православной Церкви к межхристианскому сотрудничеству в поисках единства», которым вопрос о целесообразности или нецелесообразности молитв с инославными христианами во время официальных встреч, светских торжеств, конференций, богословских диалогов, переговоров, а также в иных случаях был передан «на благоусмотрение Священноначалия в общецерковной внешней деятельности и на благоусмотрение епархиальных Преосвященных в делах внутриепархиальной жизни». РПЦ по сути подтвердила соборно свое новое учение о примате мнений священноначалия над святыми канонами Церкви, над учением святых отцов.

— Я думаю, что изменение отношения к совместной молитве с еретиками можно объяснить следующим: канонические запреты на совместные молитвы имеют исключительно педагогическое значение, они приняты для того, что бы простые, неискушенные в вопросах веры люди, начав молиться с еретиками, сами не были бы обращены в ересь. Но так как образованным иерархам это не грозит, то им можно молиться без опаски.

— Для православного человека молитва есть не только обращение человека к Богу, но и единение в духе тех людей, которые к Богу обращаются. Молясь вместе, люди входят в некие особые отношения между собой. Становятся ЕДИНОДУШНЫМИ. Этого никак не может быть при разной вере людей.

Молитва православного и молитва еретика обращены к разным «адресатам». Как же их разнонаправленные молитвы могут стать одной общей молитвой? Такого быть не может и не должно!

— Что было дальше?

— В 2000-м году Архиерейским Собором РПЦ МП были приняты «Основные принципы отношения Православной Церкви к инославию», декларирующие «частичное действие благодати» в еретических сообществах и признающие некое «неполное общение» с ними.

Все эти документы, а также ставшие системными сомоления высших иерархов (и не только) РПЦ МП с еретиками, за которые по святым канонам Церкви должно, повторю, следовать извержение из сана, дают возможность каждому православному человеку констатировать факт отпадения иерархии РПЦ МП и всех, кто находится с ней в церковном общении, во «всеересь» экуменизма, в гибельное заблуждение, отрицающее учение Вселенских Соборов, многочисленные свидетельства святых отцов и дерзко попирающее каноны.

— А точно ли святые отцы имели другое суждение о католицизме, чем епископы РПЦ МП?

— Смотри сам. Вот высказывания по этому поводу святых отцов от древности до наших дней:

Свт. Григорий Палама:

«Мы не примем вас в общение до тех пор, пока вы будете говорить, что Дух Святой исходит и от Сына».

Прп. Максим Грек:

«Я в своих сочинениях обличаю всякую латинскую ересь и всякую хулу иудейскую и языческую…».

Прп. Паисий (Величковский):

оно [латинство] откололось от Церкви и «пало… в бездну ересей и заблуждений… и лежит в них без всякой надежды восстания». И ниже: латиняне – «не суть христиане».

Прп. Никодим Святогорец:

«Латиняне – еретики, и мы отвращаемся от них как от еретиков, подобных арианам, савеллианам или духоборцам македонианам».

Из Окружного Послания Восточных Патриархов 1848 г.:

«Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь… ныне вновь возвещает соборно, что сие нововводное мнение, будто Дух Святой исходит от Отца и Сына, есть сущая ересь, и последователи его, кто бы они ни были, еретики; составляющиеся из них общества суть общества еретические, и всякое духовное богослужебное общение с ними православных чад Соборной Церкви – беззаконие».

Свт. Игнатий (Брянчанинов):

«… Благодать Божия отступила от папистов; они преданы сами себе и сатане – изобретателю и отцу всех ересей, в числе прочих и папизма».

«Папизм – так называется ересь, объявшая Запад, от которой произошли, как от древа ветви, различные протестантские учения. Папизм присваивает папе свойства Христа и тем отвергает Христа. Некоторые западные писатели почти явно произнесли это отречение, сказав, что гораздо менее грех – отречение от Христа, нежели грех отречения от папы. Папа есть идол папистов, он – божество их. По причине этого ужасного заблуждения благодать Божия отступила от папистов; они преданы самим себе и сатане – изобретателю и отцу всех ересей, в числе прочих и папизма. В этом состоянии омрачения они исказили некоторые догматы и таинства, а Божественную Литургию лишили ее существенного значения, выкинув из нее призывание Святаго Духа и благословение предложенных хлеба и вина, при котором они пресуществляются в Тело и Кровь Христовы… Никакая ересь не выражает так открыто и нагло непомерной гордости своей, жестокого презрения к человекам и ненависти к ним».

«Не играйте вашим спасением, не играйте! Иначе будете вечно плакать. Займитесь чтением Нового Завета и Святых Отцов Православной Церкви (отнюдь не Терезы, не Францисков и прочих западных сумасшедших, которых их еретическая церковь выдает за святых!); изучите в Святых Отцах Православной Церкви, как правильно понимать Писание, какое жительство, какие мысли и чувствования приличествуют христианину».

Прп. Амвросий Оптинский:

«Православная Восточная Церковь от времен Апостольских и доселе соблюдает неизменными и неповрежденными от нововведений как учение Евангельское и Апостольское, так и предание Святых Отцов и постановления Вселенских соборов… Римская же церковь давно уклонилась в ересь и нововведение…» И далее: «Римская Церковь… так как не хранит свято Соборных и Апостольских постановлений, а уклонилась в нововведения и неправые мудрования, то совсем не принадлежит к Единой, Святой и Апостольской Церкви».

Св. прав. Иоанн Кронштадтский:

«Верны слова Спасителя нашего Иисуса Христа: кто не со Мною, тот против Меня (Мф. 12, 30). Католики, лютеране и реформаторы отпали от Церкви Христовой. … Они явно идут против Христа и Его Церкви».

— Да, впечатляет. А есть ли кто-то из святых, кто считал иначе и признавал Католическую церковь Церковью Христовой?

— Нет, ни одного. Если не считать новых «святых» РПЦ МП, разделявших ее заблуждения.

Беседа 3. О Церкви Христовой

[К началу]

— Если епископат РПЦ МП весь уклонился в ересь экуменизма, то как быть с таинствами этой церкви? Неужели ты считаешь, что во всех чашах РПЦ МП не Тело Христово?

— Нет никаких «всех чаш», есть общая для всей церковной организации чаша. В ней либо Тело Христово, либо ничего. По сути, ты спрашиваешь, может ли в церковной организации, уклонившейся в ересь, быть Тело Христово.

— Ну да. Ведь большинство там по неведению.

— Я думаю, большинство католиков и протестантов тоже в своих церквах по неведению. Это разве означает, что у них есть таинства? Святые учат, что в отпавшей от православной веры церкви таинств быть не может. Другой вопрос – как быстро происходит «переквашивание теста», как быстро в том организме, который был еще недавно частью Тела Христова, после его отпадения от Церкви через принятие ереси епископатом происходит полное умирание – то есть когда его повсеместно покидает благодать. На этот вопрос нет ответа.

В некотором смысле ответ есть, его можно усмотреть в сбое некоторых механизмов, которые в живом теле работают. Я имею в виду вот что. В любом живом организме есть иммунная система. Она не позволяет развиваться заболеваниям, отторгает инородные предметы. Если в церковной организации беспрепятственно начинают развиваться процессы, которые указывают на моральное разложение членов этой организации, то можно сделать некоторые выводы.

— Ты имеешь в виду громкие скандалы, связанные с РПЦ МП?

— Да, и не только. Посмотри на последний устав приходов РПЦ: в нем полностью уничтожены остатки самостоятельности приходских общин. По сути, в каждом приходе введено прямое правление епископа. Это противоречит каноническим правилам. Вообще, именно соблюдение канонов – основной критерий проверки «на жизнь». Если они не работают, то где эта жизнь?

— А как же Греческая, Румынская, Сербская, Болгарская и другие поместные церкви?

— Ересь экуменизма растлила эти церкви в той же, а то и в большей мере, чем РПЦ МП. В Константинопольском патриархате экуменизм стал официальным исповеданием еще в 1920 г., затем он начал распространяться по другим патриархатам. Но как бы то ни было, на сегодня все поместные церкви «мирового православия» находятся в евхаристическом общении. Они – одно тело. Только уже не Христово. Просто земная человеческая общность.

— Тогда где же в наше время единая Святая, Соборная и Апостольская Церковь Никео-Цареградского символа веры? Где Церковь Христова, которую, по Его обетованию, не одолеют врата ада?

— Для начала нужно решить для себя, по каким именно критериям мы определяем Церковь Христову. Если важнейший критерий – количество последователей, то нужно выбирать Римско-католическую церковь. В ней с количественными показателями лучше всего.

— В каком смысле?

— В РПЦ МП вместе с Украиной, Белоруссией и Казахстаном 300 с лишним епископов, а в Католической церкви – 4000, намного больше, чем во всех поместных православных церквах «мирового православия», вместе взятых. В России (крупнейшей православной стране мира) всего 160 миллионов населения, и из них практикующих православных 2–4 %, а Католическая церковь насчитывает более миллиарда членов… Там всего на порядок больше. Поэтому если ты считаешь, что истина там, где большинство, то тебе нужно к католикам. А можно и к мусульманам, их тоже более миллиарда. Разве может столько людей ошибаться?

— Я согласен, что количество – не показатель истинности.

— Тогда вспомним слова Христа о «малом стаде». Вспомним, что христианство было гонимым меньшинством на протяжении многих веков. Вспомним, что бывали времена, когда целые поместные церкви впадали в ересь, и случалось, что истинное православие становилось уделом единиц. Почему же теперь мы считаем, что нас должно быть много?

— И каковы же настоящие критерии Церкви?

— Во-первых, истинная вера – неизменная вера апостолов и святых отцов. Если ее в церковной организации нет, то эту организацию никак нельзя назвать Церковью, несмотря ни на какое самоназвание и внешний антураж. Как мы уже убедились, в РПЦ МП вера не святоотеческая.

— А во-вторых?

— Каноническая жизнь, верность канонам Церкви. Конечно, каноны нарушались и нарушаются в Церкви, и примеров этому масса. Но одно дело, когда они нарушались, и это считалось нарушением. Нарушения по возможности старались исправить, в этом каялись. Другое дело, если каноны просто отвергаются, и их нарушение возводится в систему, в норму.

— В РПЦ МП это так?

— Да. Я уже говорил об уставах приходских общин. Можно привести много других примеров. Кто сейчас в РПЦ относится всерьез к перемещению священников с приходов, епископов с кафедр? А ведь это канонически недопустимо. А кто помнит про канонический возраст для рукоположения? А какова реакция на сослужения иерархов с еретиками? Кого из священнослужителей, обвиненных в содомии, судили и извергли из сана? В РПЦ МП каноны давно отвергнуты.

Еще один критерий – правильный епископат, но он зависит от двух перечисленных выше критериев.

— В каком смысле?

— Без православной веры и канонического строя епископат перестает быть правильным. Например, у тех же католиков епископат формально правильный: сохраняется «механическое» преемство хиротоний от апостолов, но при этом нет преемства в вере апостолов и святых отцов, значит, нет духовного преемства от них, преемства Святого Духа. Значит, это вообще не епископат. Надо помнить, что священство – это служение в Церкви, в Теле Христовом. Вне Церкви нет поставленного Духом Святым священства, нет благодатных таинств, вводящих в жизнь вечную.

— И где же Церковь Христова?

— Там, где православные епископы. Там, где каноны не попираются, где по ним пытаются жить.

— В России есть много церковных групп, декларирующих свою «истинно-православность», но их называют сектами и расколами.

— Можно называть кого угодно и как угодно. Но мы договорились придерживаться трех основных критериев. Если церковная группа возглавляется православным по исповеданию и канонично поставленным епископом, который не общается с еретиками и блюдет канонический строй, на каком основании мы можем не считать эту группу Церковью Христовой?

— Я слышал, что многие такие группы не имеют между собой евхаристического общения? Получается, что Церковь разделена сама в себе? Разве такое возможно?

— Это плохо, но исторически бывало не раз. Православные разделялись между собой и иногда десятилетиями не имели общения. Разные группы епископов разрывали общение между собой, по недоразумению подозревая друг друга в ереси или канонических преступлениях. Иногда святые разрывали общение со своими епископами из-за канонических и нравственных проблем. Например, прп. Феодор Студит со своими последователями расторг общение со святым патриархом Никифором, потому что тот восстановил в сане извергнутого за венчание беззаконного брака священника… Русская Церковь в 15–16 веках почти столетие находилась в расколе от Константинопольской Церкви-Матери.

Сейчас мы являемся свидетелями торжества глобальной ереси, сторонники которой захватили все исторические православные патриархаты, в руках у них почти все монастыри и храмы, все исторические православные святыни. Было бы странно, если бы в такой ситуации «остаток верных» мог сохранить свое единство в административном плане. Главное – сохранить единство веры.

Беседа 4. О таинствах и «неполном общении»

[К началу]

— Хорошо, но ведь РПЦ МП в своем соборно принятом документе «Об основных принципах отношения РПЦ к инославию» осудила «теорию ветвей»? Значит, она присоединилась к анафеме на экуменизм Мансонвилльского Собора РПЦЗ 1983 года, инициированной святителем Филаретом (Вознесенским)! Как же ты говоришь, что она не отвергает экуменизм?

— Начнем с того, что анафема Мансонвилльского Собора направлена не только против тех, кто открыто исповедует ересь экуменизма, но и против тех, кто, не будучи явным экуменистом, «пособствует» открытым экуменистам – а как по-твоему, участие представителей РПЦ МП и других организаций «мирового православия» во Всемирном Совете Церквей способствует популяризации экуменического движения?

— Наверное, способствует… Так-то оно так, но, тем не менее, РПЦ МП отвергла теорию ветвей, а значит, осудила экуменизм! А то, что кто-то из ее представителей участвует в каких-то еретических собраниях в рамках церковной политики, но при этом не исповедует их веры или даже осуждает – разве можно по одному этому назвать такого еретиком?

— Как ни странно – можно.

Об этом даже сказано в канонах: «Еретиками же именуем как тех, которые издавна чуждыми Церкви объявлены, так и тех, которые после того нами анафеме преданы; кроме же сего и тех, которые, хотя притворяются, будто веру нашу исповедуют здраво, но которые отделились, и собирают собрания против наших правильно поставленных епископов» (2 Вс. Собор, правило 6).

— Ну, мне кажется, это не совсем подходит к нашей ситуации… Ведь представители организаций «мирового православия» не собирают собственные собрания, а участвуют в собраниях, организованных еретиками-протестантами!

— Они участвуют не как гости или наблюдатели, а как полноправные члены ВСЦ, представленные в его руководящих органах, а значит, сами тоже являются организаторами, то есть теми, кто «собирает» ВСЦ.

— Допустим. Но разве можно сказать, что ВСЦ собирается «против правильно поставленных епископов»?

— Если бы ВСЦ был просто протестантской тусовкой, которая обсуждала бы чисто протестантские проблемы, то нельзя. Но так как ВСЦ изначально претендует на «вселенскость» своей миссии и стремится вовлечь в себя как можно большее число участников, в том числе и из православных епископов, то его идеология и экклисиология явно направлены против Православной Церкви как целого – народа, клира и, конечно же, епископата.

Но ответь мне на такой вопрос: почему ты считаешь, что экуменизм – это только «теория ветвей»?

— Ну как же, все знают, что оплот экуменизма – это упомянутый тобой протестантский «Всемирный Совет Церквей», идеологи которого поддерживают как раз эту теорию…

— Так в том-то и дело, что «теория ветвей», которую, как ты справедливо заметил, отвергла РПЦ МП – протестантская, и поэтому слишком грубая и неподходящая для соблазнения православных. Ведь православные, как-никак, в отличие от протестантов, верят в Церковь «единую» – а это подразумевает апостольское преемство, иерархию, таинства, которые большинство протестантов отвергает. Нет, для православных враг рода человеческого уготовал другой, более тонкий и лукавый вариант экуменизма, принятый на вооружение отнюдь не протестантами.

— Если не протестантами, то кем же? Уж не хочешь ли ты сказать, что РПЦ МП исповедует какой-то католический вариант экуменизма?

— Именно! Ты ведь знаешь, что руководством религиозного объединения, известного под именем «Римо-Католическая Церковь», в середине XX века был начат процесс модернизации своей организации для приспособления к условиям современного секулярного общества, но не только внутренний; он, в том числе, затронул взаимоотношения РКЦ с другими христианскими конфессиями.

— Но разве этот процесс каким-то образом был связан у католиков с истолкованием догмата о Церкви?

— Да, на II Ватиканском Соборе РКЦ был принят так называемый «Декрет об экуменизме», закрепляющий учение РКЦ относительно других конфессий.

— И что же в нем сказано?

— В частности, там вводится понятие «неполного общения» с Католической Церковью. То есть, по этому учению, христиане других конфессий находятся в «неполном общении» с Католической Церковью, если они правильно крещены во имя Святой Троицы:

«Ибо те, кто верует во Христа и должным образом принял крещение, находятся в известном общении с Католической Церковью, пусть даже неполном…оправдавшись верой в крещении, они сочетаются Христу и, следовательно, по праву носят имя христиан, а чада Католической Церкви с полным основанием признают их братьями в Господе».

Учение о «неполном общении» и есть католический вариант ереси экуменизма.

— Погоди, но ведь в этом тексте говорится о неполном общении с Католической Церковью – ну так и пусть говорится, это проблемы еретиков-католиков! Причем здесь РПЦ МП?

— А при том, что в документе «Основные принципы отношения РПЦ МП к инославию» есть пункт 1.15, в который составители документа практически полностью «перетащили» это учение II Ватиканского Собора РКЦ, сделав только одну существенную поправку – заменив «Католическую Церковь» на «Православную». То есть, в изложении документа РПЦ МП получилось, что «отделившиеся» от Православной Церкви сообщества находятся с ней в «некоем неполном общении».

— Как же авторы документа обосновывают это учение?

— Они ссылаются на практику чиноприёмов, допускающую принятие отпавших «не только через крещение». По сути, они приводят такой же аргумент, что и католики: ссылаются на факт якобы «правильного» крещения в «инославном» сообществе, который должен свидетельствовать, что «общины, отпавшие от единства с Православием, никогда не рассматривались как полностью лишенные благодати Божией. Разрыв церковного общения неизбежно приводит к повреждению благодатной жизни, но не всегда к полному ее исчезновению в отделившихся общинах», откуда и следует вывод о «неполном общении».

— Ну и как же можно опровергнуть этот аргумент? Ведь, действительно, существует разная практика принятия в Церковь приходящих от ересей! И из истории Церкви мы знаем, что отпавших в разные времена Церковь принимала в общение по-разному: одних – через крещение, других – через миропомазание, а третьих – просто через покаяние! Но из этого следует, что в тех еретических сообществах, приходящих из которых принимали не через крещение, – таинство крещения совершалось, а значит, у них оставалась какая-то благодать, пусть даже неполная. Разве не так?

— Конечно, не так. Дифференциация в практике чиноприёмов была обусловлена икономией (снисхождением), а вовсе не наличием таинств у еретиков. Икономия потому и икономия, что она есть исключение из правила применительно к конкретным обстоятельствам, – однако сама она правилом быть не может. Об этом, например, ясно говорит святой Никодим Святогорец:

«икономию, которую иногда использовали некоторые из Отцов, нельзя считать ни законом, ни примером» Об этом раньше писал святой Феодор Студит.

А во-вторых, ответь мне на вопрос: какова цель таинств?

— Цель таинств – спасение, которое есть обОжение христианина, то есть соединение его с Богом.

— Точно! Как говорит святой Николай Кавасила:

«Со Христом соединиться, ради чего и пришел Спаситель, всячески возможно тем, кои приходят к Нему, ради чего и все терпят, и соделываются такими, как и он Сам. Он соединился с плотью и кровью, чистыми от всякого греха, и от начала будучи Богом по естеству, Он обОжил и то, чем сделался после, то есть человеческое естество, а умирая, Он умер и плотью и воскрес. И так желающему соединиться с Ним надлежит и плоть Его принять, и в обОжении участвовать, и гробу приобщиться, и воскресению. А затем и крестимся мы, чтобы умереть Его смертью и воскреснуть Его воскресением; помазываемся же, дабы соделаться с Ним общниками в царском помазании обОжения. Когда же мы питаемся священнейшим Хлебом и пием божественную чашу, сообщаемся той самой плоти и той самой крови, которые восприняты Спасителем, и таким образом соединяемся с Воплотившимся за нас и ОбОженным и Умершим и Воскресшим».

То есть логос (смысл, назначение, цель) таинств – обОжение участвующих в них.

А теперь ответь на вопрос: если смысл и практическое назначение таинств – приобщение к Богу, обОжение, то какая благодать действует в таинствах?

— Ясное дело – обОживающая!

— А какая благодать в «общинах, отпавших от Православной Церкви», подразумевается в пункте 1.15 «Основных принципов»?

— Ну, не знаю, может, авторы документа вообще не думали над этим, ведь они сами написали: то, что происходит за пределами Церкви, есть «тайна промысла и суда Божия»…

— Не думали, но при этом допустили наличие таинств у еретиков (как минимум, таинства Крещения) и обозначили все это через понятие «неполного общения»? Тебе не кажется это странным?

— Вообще-то это действительно странно… Ведь если благодать у еретиков – призывающая, то тогда причем здесь таинства? Ведь таинства совершает не призывающая, а освящающая и обОживающая благодать, это раз. А во-вторых, призывающая благодать может действовать везде – не только в еретических сообществах, но и у язычников и атеистов, – но ведь мы не будем говорить, что находимся с язычниками или атеистами в каком-то «неполном общении»…

— Верно рассуждаешь. Значит, подразумевается не призывающая благодать, а обОживающая.

— Выходит, что так.

— А теперь подумай: если обОживающая благодать в таинствах Церкви и обОживающая у еретиков – то какая разница, где спасаться? Ведь и там, и там причащающийся получает обОжение, то есть спасение. Тогда либо Церковь с ее таинствами оказывается практически ненужной, либо следует признать еретиков в той или иной мере причастными Церкви. Вот и выходит, что пункт 1.15 «Основных принципов» фактически, с одной стороны, упраздняет значение Православной Церкви как Тела Христова, в котором только и возможно спасение, и допускает спасение вне Церкви, в еретических таинствах – а значит, полностью подпадает под анафему Мансонвилльского Собора 1983 г.

— Погоди, как же так – там ведь первой фразой п. 1.15 строго утверждается, что «спасение может быть обретено лишь в Церкви Христовой».

— Если некто сначала утверждает одно, а следующей строчкой утверждает «на голубом глазу» то, из чего следуют выводы, противоположные первоначальному тезису – можем ли мы считать, что именно первоначальное утверждение выражает взгляды этого человека?

— Думаю, вряд ли. Но как же авторы документа допустили в одном тексте соседствующие друг с другом взаимно исключающие положения?

— Ну, это обычная история с еретиками – утверждение взаимно исключающих тезисов. Вот, например, Максим Исповедник пишет о противоречиях в вероисповедных текстах монофелитов:

 «Они… что определили в Главах, то осудили в Экфесисе, а что определили в Экфесисе, то упразднили в Типосе, и уничтожили самих себя столько раз. Осужденные таким образом сами собою и римлянами, на бывшем в восьмом индиктионе Соборе (Латеранском) низложенные и священства лишенные, какое могут совершать священноводство, или какой Дух может сходить на священнодействия, совершаемые такими (людьми)?»

Если мы обратимся к церковной истории, то увидим, что это обычная тактика еретиков – согласиться для вида с неким православным тезисом, чтобы потом протащить контрабандой свое учение. Например, так делали ариане. Здесь происходит то же самое: сначала говорится о том, что спасение – только в Церкви, потом утверждается, что у отпавших общин тоже есть благодатная жизнь и таинства, а потом выясняется, что они не совсем от Церкви и отпали, так как между ними и Церковью сохраняется «неполное общение». А отсюда следуют и практические выводы о возможности в той или иной степени сослужений с еретиками, степень которых уже будут определять, скорее всего, исторические обстоятельства и широко понимаемый принцип икономии…

О сергианстве

Беседа 5. Значение новомучеников

[К началу]

— Я слышал, что традиционно РПЦ МП обвиняют не только в экуменизме, но и в «сергианстве». Это тоже касается вопросов веры или это политическое обвинение?

— На этот вопрос лучше ответить устами новомучеников, отвергших сергианство. Их множество. Они никогда не считали сергианство просто политикой и относились к нему очень серьезно. Для них это был именно вопрос веры.

— Но насколько, по-твоему, должно быть авторитетно свидетельство новомучеников? Я слышал такое мнение, кажется, от Илариона (Алфеева) или какого-то другого высокопоставленного представителя Московской Патриархии, что мученики должны почитаться за их мученический подвиг, а вовсе не за то, что они – учителя Церкви…

— Во-первых, большинство новомучеников, чьи тексты дошли до нас – епископы, а епископ – учитель и пастырь Церкви по определению (при условии, что он учит именно учению Церкви, а не какому-то иному учению), и хотя бы поэтому надо отнестись со вниманием к тому, что они писали. Во-вторых, мнение, что мученики не могут быть учителями Церкви – довольно странное. По такой логике надо, например, почитать Иустина Мученика, но его творения не принимать во внимание и не изучать. Или, скажем, исключить из рассмотрения тексты священномучеников Климента Римского, Игнатия Антиохийского, Ипполита Римского, Иринея Лионского, Киприана Карфагенского.

— Это другое дело, ведь названные тобой мученики ранней Церкви – это святые отцы, чье слово принимается издревле как свидетельство предания Церкви. Новомученики все же немного в другой ситуации, они, воспитанные в синодальных традициях, могли и ошибаться…

— Ошибаться могли в чем-то и святые отцы, но ты же на этом основании не отвергаешь святоотеческое предание в целом?

— Конечно, нет! Я принимаю «consensus patrum» – согласное мнение отцов.

— У новомучеников тоже был консенсус – согласное исповедание верности Христу и Его Церкви, соборному и каноническому церковному устроению и отвержение сергианства как того, что покушается на догмат и устройство единой, святой, соборной и апостольской Церкви.

— Однако не все новомученики выступили единым фронтом против сергианства, многие остались в общении с Сергием…

— Начнем с того, что те, кто остались в общении с Сергием, вряд ли могут считаться новомучениками.

— Это почему же?

— Потому что мученичество для взрослого сознательного христианина не может быть не осмысленным. Просто быть расстрелянным по признаку своего происхождения или социального положения – в этом никакого подвига нет. Для того, чтобы стать мучеником, недостаточно просто умереть от пули, потому что ты поп; надо быть именно исповедником Христовой правды перед лицом гонителей, которая – в контексте большевицких гонений и особенно в условиях полемики с сергианством – была прежде всего правдой об истинном устройстве Церкви как Тела Христова.

— Ты хочешь сказать, что новомученик в контексте полемики между Сергием и антисергианами – это обязательно тот, кто, несмотря ни на что, хранит верность правильному церковному строю? И поэтому не может считаться новомучеником тот, кто его предал?

— Именно так.

— На это можно возразить, что это довольно странное требование к мученичеству! Во-первых, разве мы тех же древних мучеников почитаем за исповедание канонического строя Церкви, а не за исповедание имени Христова?

— Конечно, мы их почитаем за исповедание имени Христова. Разница в том, что древних христиан власти Римской империи принуждали прямо и гласно отречься от Христа или хотя бы присоединиться к римскому религиозному культу, что было для них равносильно отречению, и физически уничтожали за упорство в исповедании. Но при этом римские чиновники не вмешивались во внутренние дела Церкви, им это было неинтересно. Большевики же как раз не требовали прямого отречения от Христа – они были заинтересованы сломать Церковь изнутри, сломать ее принципы, попрать евангельскую, апостольскую и святоотеческую правду, выраженную в ее канонах, сломить дух ее епископов, клириков и народа, – и, в первую очередь, епископов. В этом была цель большевицкого гонения. Поэтому они еще до возникновения сергианства устраивали различные провокации с целью посеять смуту, устроить раскол, дезориентировать верующих, полностью расстроить церковную жизнь. Они организовывали психологическое и физическое давление на патриарха Тихона и других видных пастырей с целью заставить сотрудничать с ними, чтобы потом установить полный контроль над внутренней церковной жизнью, церковными организационными структурами, иерархией. Не поддаваться этому давлению, сохранить верность принципам соборного и канонического устройства церковного Тела – и было главной христианской задачей для чад Российской Церкви, и, в первую очередь, для ее пастырей. Оно и означало сохранение верности Телу Христову, которое и было в этих условиях исповеданием верности Христу. И в этом было исповедание новомучеников.

— Хорошо, допустим. Но ведь нарушений канонического строя Церкви было много и до сергианства. Разве не был тот же синодальный строй полным извращением правильного церковного устроения? И в московский период были канонические нарушения, да и в Византии, наверное, тоже. Но мы же не говорим об этих извращениях и нарушениях как о ереси, Церковь сохранялась, сохранялись таинства?

— Ты все правильно говоришь: и до Сергия нарушались каноны, и синодальный строй был антиканоничным и антицерковным. Более того, именно безобразия синодального и досинодального периода во многом предопределили появление сергианства. Но все же есть и принципиальная разница. Во-первых, и византийское, и российское общество были организованы все же как христианские общества.

— Ну, за Византию ничего говорить не будем, а вот христианское качество общества Российской империи может быть подвергнуто сильному сомнению!

— И это справедливо, – но, тем не менее, формально общество и государство в лице императора исповедовали Православие. Российские государи хотели добра Церкви, хотя и не понимали, в чем это добро должно заключаться, и сами зачастую уклонялись от христианской добродетели. Тем не менее, и Московская Русь, и Российская империя были обществами христианскими, хотя и очень плохо и неправильно (в христианском и церковном плане) организованными, члены которых в большинстве своем были христианами абсолютно формальными.

Большевицкий же режим был не просто атеистическим – он был антихристианским и идолопоклонническим.

Режим, требовавший от митрополита Сергия отступить от канонического строя и от новомучеников и соединиться с ним, официально, публично и недвусмысленно исповедовал другую веру – веру в идола, в коммунистическое светлое будущее на земле. Поэтому соглашательство Сергия не только с законами, но и с ценностями этого режима, сопряженное с предательством новомучеников и возведенным в правило нарушением канонов, и было иным, качественно новым актом, отличным от привычного сервилизма тех же синодальных епископов, невиданным в синодальный период – публичным отречением от Христа и Его Тела и блудным соединением с идолом и ересью как оправданием этого отречения и соединения (а не просто каноническим нарушением и нравственной слабостью). Это первое отличие сергианства от прежних канонических нарушений. О втором я скажу немного позже.

— Хочу тебе напомнить то, что я уже говорил: новомученики-антисергиане тоже ведь были «детьми» имперского синодального периода и, наверное, разделяли какие-то его ошибки и неправильности.

— Без сомнения! Однако существенная часть подвига новомучеников как раз в том и состояла, что, несмотря на психологическую и культурную зависимость от наследия синодальщины, они смогли ее преодолевать и преодолевали.

— Давай поподробнее остановимся на этом «наследии синодальщины». В чем оно заключалось?

— В наличии в устроении церковных дел так называемой «административной экклесиологической модели».

— Что это за модель такая?

— Если очень коротко обозначить суть этой модели, то она заключается в том, что главным авторитетом в церковных делах является не Евангелие, не писания святых отцов, не догматы и каноны, то есть не само церковное учение, – а мнение и указания церковной (и гражданской) администрации, то есть начальства.

— Ну да, это известная российская проблема: «я начальник – ты дурак», и еще: «Эй, начальник!»…

— И церковная жизнь в рамках этой модели организуется, прежде всего, на основании решений церковной бюрократии, в эпоху Российской империи тесно связанной с бюрократией гражданской, которая ей и диктовала, как надо управляться с теми или иными церковными делами. Собственно, это была единая государственная имперская бюрократия, в разных ее «модусах». Символом этих бюрократических порядков и стал учрежденный Петром I так называемый «Святейший Синод» во главе с гражданским чиновником – обер-прокурором, назначаемым царем, и официальное наименование самой церковной структуры как «ведомства православного исповедания».

— Однако февральская революция и свержение самодержавия внесли коррективы в организацию церковных дел: был созван Поместный Собор, вновь учреждено патриаршество…

— И не только. Проводились также и епархиальные съезды, с представительством клира и мирян, взявшие управление церковными делами на местах в епархиях, кое-где были переизбраны епископы.

Беседа 6. Устроение Церкви в древний и византийский периоды

[К началу]

— Давай поговорим об избрании епископов. Это нормально, что народ и клир избирают епископа? Разве епископа не избирают сами епископы?

— Епископа рукополагают сами епископы, а вот избраниеепископов в разные времена в Церкви совершалось по-разному. Но нормальная практика, которая была повсеместной в древней Церкви до признания Римской империей христианства – это избрание епископа верующими общины (парикии) из своей среды.

— Однако епископы все равно и в древности поставлялись епископами!

— Да, в 1-м апостольском правиле действительно сказано: «Епископа да поставляют два или три епископа». Однако если мы обратимся к другим свидетельствам святоотеческого предания, то обнаружим, что рукоположение в древней Церкви, скорее, завершало процесс поставления, а прежде церковный народ, как экклесия, собрание, должен был выразить свое согласие на поставляемого кандидата.

— Какие свидетельства ты имеешь в виду?

— Два самых первых свидетельства относятся к наиболее ранней части церковного предания. Одно принадлежит самому первому документу послеапостольской письменности – так называмемому «Дидахи» («Учению двенадцати апостолов»). Там сказано так:

«Постaвляйте себе тaкже епископов и диaконов, достойных Господa, мужей кротких и несребролюбивых, и прaвдивых, и испытaнных, ибо и они тaкже исполняют для вaс служение пророков и учителей».

Ясно, что этот призыв был адресован не к какой-то отдельной корпорации епископов, но ко всему сообществу христиан, так как служение, о котором здесь речь, совершается для всех христиан, для всей Церкви.

— Похоже, ты прав. А второе?

— Второе принадлежит одному из мужей апостольских, священномученику Клименту, епископу Римскому, который пишет в своем 1-м послании к Коринфской церкви, что клирики поставляются «с согласия всей Церкви» (Климент Римский, 1-е послание к Коринфянам, 44, 3).

— Да, сильно… Ведь, насколько я помню, именно сщмч. Климент первый начал писать о роли и власти епископов, значении церковной иерархии, необходимости дисциплины и единства…

— И тем весомее его свидетельство, что поставление производится епископами не просто в своем архиерейском междусобойчике, а с согласия всей Церкви.

— А еще кто-нибудь писал об этом?

— Например, сщмч. Ипполит Римский:

«Во епископа да поставляется избранный всем народом и, когда он будет назван и понравится всем, пусть соберется вместе с пресвитерами и присутствующими епископами в воскресный день. По согласию всех да возложат руки на него, а пресвитеры пусть стоят в молчании» («Апостольское предание», 2).

Также об этом свидетельствует один из документов древней Церкви – так называемые «Апостольские Постановления»:

«В епископа рукополагать… того, кто беспорочен во всем, избран всем народом, как наилучший. Когда его наименуют и одобрят, то народ, собравшись в день Господень с пресвитерством и наличными епископами, пусть даст согласие. Старейший же прочих пусть спросит пресвитерство и народ, тот ли это, кого они просят в начальники. И когда они ответят утвердительно, то пусть снова спросит. И когда в третий раз подтвердят, что достоин, то от всех потребуют знака согласия; а как скоро дадут его, пусть умолкнут».

А вот как об этом пишет сщмч. Киприан Карфагенский:

«Итак, народ, повинующийся Божественным заповедям и боящийся Бога, должен отделиться от грешника предстоятеля и не участвовать в жертвоприношении святотатственного священника, тем более что он имеет власть избирать священников достойных и низлагать недостойных. Богом, мы знаем, постановлено, чтобы священник был избираем в присутствии народа пред глазами всех и чтобы его достоинство и способность были подтверждаемы общественным судом и свидетельством… Поэтому тщательно надобно хранить и соблюдать то, что по Божественному преданию и апостольскому примеру и соблюдается у нас и почти во всех странах; для правильного поставления все ближайшие епископы должны собраться в ту паству, для которой поставляется предстоятель, и избрать епископа в присутствии народа, вполне знающего жизнь и ознакомившегося с делами избираемого чрез свое обращение с ним» (Письмо 56 к клиру и народу испанскому о Василиде и Марциале).

— Какие еще черты древней Церкви можно отметить?

— Например, в древней Церкви не было таких централизованных образований, как патриархаты. Были «митрополичьи округа» – объединения местных соседствующих парикий вокруг центральной кафедры – митрополии. Но при этом митрополит – «первый епископ» – не имел большой административной власти, скорее он был наиболее уважаемым епископом, первым среди равных и «спикером» на поместных соборах этих округов. 34-е апостольское правило прямо предписывало, чтобы «первый епископ» ничего не решал без согласия всех.

— А потом эта практика изменилась?

— Да, с легализацией христианства и утверждением его в качестве официальной религии Римской империи стали происходить перемены в формах управления церковными делами, хотя далеко не везде, не во всем и не сразу. Во-первых, епископы, в соответствии с административным делением империи, стали наделяться административно-судебными полномочиями, аналогичными полномочиям гражданских чиновников. Постепенно организовались патриархаты. Однако поначалу епископы довольно долго избирались народом, как и в первые три века; так на свои кафедры были избраны многие великие отцы и знаменитые церковные деятели, такие как Афанасий Александрийский, Василий Великий, Мелетий Антиохийский, Кирилл Александрийский…

— Я слышал, что при избрании Кирилла Александрийского произошли беспорядки…

— Да, отчасти из-за того, что в Церковь вошло много номинальных христиан, и население империи стало постепенно совпадать по численности с количеством населяющих ее христиан, на первый план зачастую стала выходить, как и в общественной жизни, толпа, которой руководили разные политические лидеры и группировки. Нередко они подбивали чернь на беспорядки и бунты, качество же аскетической жизни большинства христиан упало; по этим причинам Лаодикийский Собор своим 13-м правилом запретил сборищу черни (охлосу) участвовать в выборах клириков.

— Выходит, миряне были отстранены от участия в управлении церковными делами еще тогда?

— Вовсе нет: правило ведь было направлено не против церковного народа, а против охлоса (толпы). Миряне продолжали участвовать в церковных делах: в больших городах общину верующих постепенно стали представлять знатные горожане, которые вместе с епархиальным клиром составляли местный собор, по согласованию с которым митрополиты совершали поставления новых епископов. В Константинополе в избрании патриарха стал принимать участие император как представитель всех мирян империи, но до IX века он избирался уважаемыми гражданами и клириками города. Наряду с этим, довольно долго сохранялись традиции общего народного избрания епископов и клириков (например, в Риме вплоть до VIII века включительно римский епископ избирался общим собранием римских граждан). В сельских местностях Византии и той же Московской Руси кандидатов на священство всегда выбирали крестьяне из своей среды. В монастырях монахи избирали своего игумена. То есть при решении дел все равно учитывалось мнение церковной общины, хотя и происходило это уже не всегда таким же образом, как в древности.

— Канонически практика участия церковной общины в управлении делами была закреплена?

— Да, это 7-е правило свт. Феофила Александрийского «О имеющих рукоположитися», где прямо предписывается «рукоположение среди церкви, в присутствии народа, и при возглашении епископа, аще может и народ свидетельствовать о нем» – то есть, если народ своим свидетельством может подтвердить достоинство рукополагаемого. Еще есть правило 50 (61) Карфагенского Собора, где об избрании епископа говорится:

«…и, при народе, к которому избираемый имеет быти поставлен, во-первых да будет исследование о лицах прекословящих: потом да присовокупится к исследованию объявленное ими, и когда явится чистым пред лицем народа, тогда уже да рукоположится».

Беседа 7. Московский и Синодальный периоды

[К началу]

— Как было устроено управление в древней Церкви, теперь стало гораздо понятнее. Но хотелось бы перейти к вопросу о том, какова же была обстановка с церковным управлением у нас, на Руси! Скажи, разве в Московском царстве и Российской империи было не так?

— Конечно, не так. В отличие от Византии, в Московском царстве изначально была очень большая централизация церковного управления, особенно сильно возросшая с учреждением патриаршества в конце XVI века и практически не допускавшая соборного начала. Если в той же Византии рядом с патриархом всегда действовал синод епископов, вместе с которым патриарх решал все важные дела, то в России такого порядка заведено не было. Поместные соборы, которые, по канонам, должны были собираться два раза в год, не созывались десятилетиями. А после того как патриархом был избран Филарет, отец первого царя из династии Романовых, власть патриарха стала практически никак не уравновешиваемой ни со стороны иерархии, ни, тем более, со стороны церковного народа. По сути, патриарх был таким же единоличным хозяином-государем церковных дел, имуществ, клириков и даже епископов, как царь-батюшка был хозяином над всеми своими землями и «людишками». Во многом именно потому патриарх Никон в середине XVII века смог так «удачно» расколоть русское общество своими непродуманными реформами, что его патриаршей воле не было никакого подлинно соборного противовеса в самой церковной среде. Конечно же, такое положение дел напрямую противоречило 34-му апостольскому правилу, согласно которому «первый епископ» (в данном случае – патриарх) не может ничего предпринимать без согласия всех остальных епископов.

— Надо же… А я думал, что патриарший церковный строй в Московской Руси был более приближенным к каноническому соборному устроению, чем синодальный строй в Российской империи, учрежденный Петром I!

— В чем-то, может, он и был ближе к каноническому строю. Например, священники избирались в деревнях крестьянской общиной из своей среды, да и монастыри были сильными самоуправляющимися единицами. Но в целом назвать устройство церковных дел в Московской Руси правильным будет ошибкой. Московские патриархи явно тяготели к папизму, и история с Никоном показала это как нельзя лучше.

— Тогда, может, и правильно, что Пётр упразднил патриаршество? Может, учрежденная им синодальная «коллегиальность» могла стать попыткой возвращения к соборному устройству?

— Могла, но не стала. И ясно почему – потому что Пётр заботился совсем не о пользе для Церкви, а о пользе для государства, в котором структура Российской Церкви должна была стать лишь одним из механизмов государственного управления и контроля над подданными. Вот почему император со времен Петра I не просто санкционировал избрание тех или иных епископов как представитель мирян империи, – но также была создана такая система, в рамках которой церковная иерархия полностью контролировалась и формировалась вертикалью гражданской бюрократии, то есть «мирскими начальниками», что противоречит канонам (Ап. 30, 7 Вс. 3). На самом верху – обер-прокурор Синода со своим аппаратом, контролирующим высшее священноначалие; на епархиальном уровне – чиновники консистории, контролирующие епархиальное управление; отсутствовало по факту какое-либо соборное управление церковными делами, его не было ни в виде собора архиереев, клириков и народа поместной Российской Церкви, ни даже в виде собора одних архиереев, что для той же Византии было немыслимым.

— Погоди, но ведь был же коллегиальный орган – Святейший Синод, в который входили архиереи. Наверное, он все же мог обеспечить соборное управление делами хоть в какой-то мере.

— Не мог. Во-первых, согласно канонам, дважды в год или, как минимум, раз в год должен был созываться собор всехархиереев данной поместной церкви. В Синод же входили не все архиереи и даже не большинство, – а в разное время от трех до семи. То есть даже состав Синода не был постоянным: три-четыре члена были постоянными, а остальные (тоже примерно в количестве трех-четырех человек) в разное время временно вызывались на заседания произвольными императорскими указами и так же произвольно отсылались обратно в свои епархии. Еще в Синод входили некоторые видные белые священники и настоятели монастырей, а также назначаемые императором гражданские чиновники – они-то во главе с обер-прокурором, по сути, и контролировали все дела церковного управления и связь Синода с гражданской властью.

— Неужели чиновники контролировали все до мелочей?

— Именно так. Епископы, даже постоянно входившие в Синод, не могли самостоятельно обратиться к правительству или императору со своими предложениями и жалобами – только через обер-прокурора! Синод не мог самостоятельно собраться без санкции свыше и принять ни одного решения, не подготовленного синодальными чиновниками или не спущенного от императора. А когда оно принималось – опять проходило проверку обер-прокурора, и лишь потом могло быть представлено на утверждение императору. То есть ни одно решение Синода не могло состояться без утверждения гражданской властью. Все епископские поставления совершались непосредственно от имени императора, и это прямо указывалось в синодальных документах. Более того, «Духовный регламент» 1721 года установил присягу для членов Синода, в которой они клятвенно исповедовали не Христа – а императора своим «крайним», то есть последним, высшим «судией»: «исповедую же с клятвою крайняго Судию Духовныя сея Коллегии, быти Самаго Всероссийскаго Монарха, Государя Нашего Всемилостивейшаго». Таким образом, установления и указания гражданской власти были поставлены выше церковных канонов.

— Да, размеры бюрократии, канонических нарушений и самоуправства гражданской власти впечатляют… А что же было с организацией церковной жизни на местах?

— На местах церковными делами управляли епископы вместе с консисториями; консистории были не выборными органами и даже не назначенными архиереем, а назначенными Синодом по согласованию с архиереем.

— То есть никакого представительства, вроде знатных прихожан, как в той же Византии, не было?

— Да, такого представительства не было. Связь архиерея не только с мирянами, но и с клириками осуществлялась через консисторскую канцелярию, что превращало архиерея из отца и пастыря своих церковных чад в недоступного администратора, разрушало и сводило на нет непосредственные, живые отношения между архиереем и возглавляемым им клиром и народом епархии. Более того, даже сами епархиальные архиереи были существенно ограничены в своих канонических правах в пользу своего синодального начальства. По сути, епископ был поставлен под непрестанный надзор секретаря консистории, присылавшегося сверху обер-прокурором и ему подчинявшегося, который в значительной мере контролировал все дела в епархии.

— А как насчет приходского и монастырского самоуправления? Неужели и его не было?

— Да, произошло полное отстранение приходской общины, то есть местного собрания (экклесии) верующих, от какого-либо участия в избрании своих клириков и управлении своими делами, даже на уровне сельских приходов. В результате миряне были полностью лишены каких бы то ни было возможностей для самоорганизации церковно-общинной жизни, не только на епархиальном, но и на приходском уровне. Она полностью свелась к нулю, и миряне представляли собой лишь статистов. Полностью были уничтожены и древние традиции монастырского самоуправления. Что же касается положения приходских клириков, – то они были поставлены в полную материальную зависимость от начальства, в первую очередь от своего правящего архиерея. В результате сформировалось замкнутое маргинальное поповское сословие, включенное в учрежденный Петром полицейско-сословный строй Российской империи, где выборное начало постепенно отмирало в течение всего XVIII века и заменялось наследственным: сын священника становился наследником его штатного места.

— Выходит, пушкинская «Сказка о попе и работнике его Балде» не на пустом месте родилась!

— Конечно, не на пустом. В таких условиях значительная часть клириков вынуждена была заботиться не о христианском просвещении и наставлении своей паствы, а о материальном выживании своей семьи. Как писал в XVIII веке святитель Димитрий Ростовский:

«Что тя приведе в чин священнический, то ли, дабы спасти себя и иных? Никако же. Но чтобы прокормити жену и дети и домашние… Рассмотри себе всяк, о священный человече: что ты мыслил еси, проходя в чин духовный? Спасения ли ради шел еси, или ради прокормки, чем бы питать тело? Поискал еси Иисуса не для Иисуса, а для хлеба куса».

Беседа 8. Подготовка к Собору и Поместный Собор 1917-18 гг

[К началу]

— Да, теперь мне понятно, почему епархиальные съезды после февральской революции сразу начали брать дела в свои руки и ставить вопрос о возвращении к древним образцам церковного устройства! Видимо, наболело у народа церковного…

— Ты совершенно прав. Необходимость возврата к древним канонам, преданию и соборному устроению Церкви стала осознаваться уже в синодальную эпоху не только клириками и мирянами, но и многими видными иерархами Российской Церкви.

— Например, кем?

— Например, об этом писал святитель Игнатий (Брянчанинов) в своей записке о «О необходимости Собора по нынешнему состоянию Российской Православной Церкви».

— Неужели святитель Игнатий выступал за выборность епископата?

— В числе многих поднятых им вопросов была, в том числе, и проблема сословного характера духовенства, и вопрос о восстановлении древнего предания в части выборности клириков и епископов:

 «Главнейшие предметы занятий Собора должны быть нижеследующие: …

2) Уничтожение касты так называемого духовного звания, как неправильности, которая вкралась сама собою, в противность правилам Св. Апостолов. Восстановить древнейший обычай Церкви: епархия да избирает для себя архиерея, а приход иерея, диакона и причетника, свидетельствуя об их благочестии».

Конечно, отнюдь не один святитель Игнатий думал и говорил об этих проблемах. В начале XX века шла интенсивная подготовка к поместному Собору, готовились материалы, велись оживленные дискуссии, было даже учреждено «Предсоборное присутствие». Но императорская власть так и не решилась на созыв Собора…

— Но после февральской революции запрос на возвращение к нормальному каноническому строю еще более возрос?

— Да, в значительной мере из-за того, что формально христианская Российская империя ушла в прошлое, союз церковной и государственной структур распался, чего не было со времен Константина Великого. И Церковь оказалась в ситуации, во многом аналогичной ситуации первых трех веков – то есть безо всякой поддержки государства, а с приходом к власти большевиков – еще и перед лицом новых гонений.

— И как по-твоему – удалось Поместному Собору 1917–18 гг. вернуть церковную жизнь в русло древнего предания?

— На мой взгляд, значение Собора было неоднозначным. С одной стороны, Собор предпринял ряд шагов, безусловно, имевших целью возвратить церковную жизнь к древним нормам: принял положение о епархиальном управлении, где было прописано право участия клира и мирян епархии в избрании епископов и управлении делами епархии, утвердил приходской устав, где широкие права самоуправления были признаны за приходскими общинами (в частности, они получили возможность выдвигать кандидатов на рукоположение для прихода), восстановил древнюю норму о недопустимости перевода епископа с кафедры на кафедру без серьезных оснований. Были приняты решения, согласно которым учреждались постоянно действующие выборные органы из мирян и клириков, которые в соединении с епископатом должны были обеспечить принцип соборного управления на поместном уровне, согласно определению Собора: «управление церковными делами принадлежит Всероссийскому Патриарху совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом». Высший Церковный Совет – избранный Собором орган из мирян и клириков, на епархиальном уровне – епархиальные советы, на приходском – приходские советы. Правда, следует заметить, что эта структура не смогла полноценно работать в условиях большевицких гонений, особенно это относится к Священному Синоду и Высшему Церковному Совету, срок полномочий которых истек.

— А с другой стороны?

— С другой стороны, еще до революционных событий 1917 года в определенных церковных кругах возникла и начала формироваться группа будущих обновленцев. Ее участники, тоже представленные на Соборе, внешне поддерживали возвращение к древним нормам соборного устроения, – но отнюдь не из любви к преданию, а потому что надеялись под маркой соборности протолкнуть свои инициативы, сводящиеся к внедрению протестантско-демократической модели церковного устройства, чтобы затем в ее рамках провести широкую «модернизацию» церковной жизни – упразднение монашества, второбрачие духовенства, введение женатого епископата, упрощение богослужения и т.д.

— Однако, судя по всему, эти деятели не получили поддержки со стороны других участников Собора – ведь главным итогом Собора были совсем не реформы в обновленческом духе, а восстановление патриаршества!

— Это так. Но здесь тоже есть нюанс. Да, фигура патриарха, избираемого Поместным Собором по жребию, задумывалась в качестве противовеса как обновленческим идеям, так и синодальной бюрократической «коллегиальности». Патриарх воспринимался как пастырь и отец, символизирующий духовное и соборное единство Церкви – епископов, клира и народа, предстательствующий перед гражданскими властями и защищающий Церковь от крайностей бюрократической корпоративности и обновленческого протестантизма. В каком-то смысле так и было: патриарх Тихон (а после его кончины – местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр и до определенного момента его заместитель митрополит Сергий), действительно, противостоял различным раскольникам – обновленцам, живоцерковникам, григорианам.

— А тогда в чем состоял, как ты выразился, «нюанс» с введением патриаршества?

— Во-первых, в том, что с точки зрения канонов фигура всероссийского патриарха была вообще необязательной. 34-е апостольское правило, говорящее о необходимости наличия «первого епископа», изначально относилось к так называемым «митрополичьим округам», а вовсе не к поместным Церквям, соотносящимся с границами национальных государств. Другие каноны говорят опять же либо о митрополичьих округах, либо о «диоцезах» и «архиепископиях», которые не совпадали с границами государств.

— Чем же тогда объяснить намерение Собора восстановить патриаршество? Неужели тем, что для русских людей вообще свойственна склонность к объединяющим символам, в том числе в виде духовных лидеров?

— Да, в этом сказалось желание иметь некий центральный символ церковного единства. Вот как об этом сказал на Соборе епископ Астраханский Митрофан (Краснопольский) в своем докладе, посвященном восстановлению патриаршества:

«Во все опасные моменты русской жизни, когда кормило церковное начинало накреняться, мысль о Патриархе воскресала с особой силой; …время повелительно требует подвига, дерзновения, и народ желает видеть во главе жизни Церкви живую личность, которая собрала бы живые народные силы».

— Красиво и точно сказано…

— Сказано, конечно, красиво, но при этом надо понимать, что, наложенное на неизжитые (особенно у епископов) синодальные привычки и традиции, патриаршество могло, при определенных обстоятельствах, привести не к преодолению, а к закреплению бюрократической модели церковного устроения в новой форме, в которой сакрализованные значение и власть патриарха как центрального администратора (по сути – нового «монарха» и «обер-прокурора» в одном лице) будут вполне сосуществовать с властью «корпорации епископов», при попрании подлинных принципов соборного устроения. Что, собственно, и произошло в сергианстве, которое представляет собой продолжение и обновленчества, и григорианства, но только в более приемлемой для церковных людей традиционной «упаковке».

Беседа 9. Обновленчество и его связь с сергианством

[К началу]

— Кто же из новомучеников указывает на связь сергианства с обновленчеством?

— Почти все архипастыри-новомученики, оставившие нам свои письменные отзывы о сергианстве – Кирилл Казанский (Смирнов), Виктор Глазовский (Островидов), Дамаскин Глуховский (Цедрик), Алексий Воронежский (Буй), Нектарий Яранский (Трезвинский), Иларион Поречский (Бельский), профессор Михаил Новоселов и другие – либо прямо именуют сергианство «новообновленчеством», либо проводят аналогию с обновленцами.

Например, священномученик Серафим (Самойлович), архиепископ Угличский, в «Послании пастырям» от 7/20 января 1929 г. пишет: 

«м. Сергий, увлекающий ныне малодушных и немощных братий наших в новообновленчество, нашего доверия не оправдал».

Он же в своем «Деянии» от 4(17).12.1933:

«Епископы, единомышленные с м. Сергием, принимаются нами в молитвенное и каноническое общение по чиноприему из обновленчества».

Также священномученик Павел (Кратиров), епископ Старобельский, в письме «О модернизированной Церкви или о сергиевском «православии»» пишет:

«Митр. Сергий своей суемудренной и злочестивой декларацией и последующей антицерковной работой создал новый обновленческий раскол, или сергиевское обновление, которое, сохраняя для «малых сих» фикцию Православия и каноничности, гораздо преступнее первых двух обновлений (1922 г. и 1925 г.)».

Он употребляет такие выражения, как «обновленческое сергиевское болото», «новообновленческий сергиевский раскол», «грязная новообновленческая легализация».

— Всё же мне непонятно: каким образом сергианство могло быть продолжением обновленчества? Ведь обновленцы, как ты сам сказал, проталкивали идеи демократизации Церкви, – а Сергий выступал за административную модель, то есть за централизацию, дисциплину и т.д.

— Тут есть два связанных между собой момента. Первым общим моментом, объединяющих между собой обновленцев, григориан и сергиан, был тот, что и те, и другие, и третьи взяли в союзники антихристианский большевицкий режим и стремились утвердиться не на основании церковного предания, а на основании выдаваемой им большевиками «легализации» – официального разрешения на функционирование зарегистрированной церковной структуры.

— Ну, и что плохого в легализации? Ведь легализации добивался и сам патриарх Тихон!

— Но при этом патриарх не отдавал Церковь под контроль большевиков и не попирал принципа соборного устроения церковных дел. Даже оставшись один, без законно избранных органов власти, он оставался в рамках канонов и не стремился навязать епископам, клиру и мирянам Российской Церкви свою единоличную власть – например, он не переводил законных епископов с кафедры на кафедру, руководствуясь какими-то политическими выгодами и не создавал какой-то централизованной административной и политико-идеологической «церковной дисциплины», угодной большевикам. Все компромиссные заявления, делаемые им, чтобы «смягчить» большевиков, он делал только от своего имени и не превращал их в обязательные «руководящие указания» епископату и клиру. В этом была тонкая, но в то же время существенная разница и грань между ним и обновленцами, григорианами и сергианами.

— То есть в легализации самой по себе не было ничего плохого – плохо было то, что большевики требовали взамен попрания свободы Церкви, ее канонического и соборного устройства?

— Да, именно так. Это был второй момент, объединявший обновленцев, григориан и сергиан. Как писали новомученики, можно было добиваться легализации и идти на какие-то уступки, – но не ценой свободы и достоинства Церкви. Камень преткновения состоял в том, что большевики не хотели просто дать законную правовую легализацию: в обмен они требовали для себя полного контроля над церковной жизнью, измены каноническому устройству Церкви и в конечном итоге – служения своему антихристианскому режиму и его антихристианским целям, то есть требовали изменить Христу. Именно поэтому как те, так и другие, и третьи были изменниками не просто каноническому строю – они были изменниками Христу. Механизм измены включал в себя узурпацию церковной власти и дальнейшую деятельность, направленную на разрушение Церкви как Тела Христова, подмену ее неканоническими раскольническими структурами, а также соучастие в преследованиях властью тех, кто оставался верен подлинному каноническому устроению и церковному Телу, – то есть соучастие в гонениях и казнях, обрушившихся на исповедников Христовых.

— Я не очень понимаю, как обновленцы могли стать узурпаторами церковной власти, ведь они же выступали за церковную демократию!

— А ты вспомни – большевики ведь тоже выдвигали вполне, вроде бы, демократические лозунги: «власть – советам», «фабрики – рабочим», «земля – крестьянам», но при этом, пользуясь хаосом и параличом всех государственных институтов, они захватили государственную власть путем вооруженного переворота, разогнали демократически избранное Учредительное Собрание и установили кровавую террористическую «диктатуру пролетариата», где «власть советов» стала лишь прикрытием власти партии большевиков, в которой сохранялись до какого-то момента демократические традиции, дискуссии…

— …в ходе которых большевики разделились на фракции, началась внутрипартийная борьба, и в конце концов с помощью бюрократических ухищрений победу одержала группа, возглавляемая главным партийным бюрократом – Сталиным…

— …упразднившим все дискуссии, уничтожившим «старую ленинскую гвардию» и установившим жесткую партийно-государственную вертикаль со строгой централизацией власти в одних руках.

— Ты хочешь сказать, что история церковных расколов 1920-х годов повторяет в какой-то степени историю расколов и борьбы в большевицкой партии, и обновленцев с григорианами и сергианами можно уподобить в каком-то смысле различным течениям в ВКП (б)?

— Совершенно верно. Первое поколение раскольников – обновленцы и различные их группировки («Живая Церковь», «Союз церковного возрождения», «Союз общин Древлеапостольской Церкви») – идейно и психологически были ближе к первому поколению большевиков с их желанием все ниспровергнуть, раздуть пожар мировой революции.

— Только революцию они задумывали церковную… И как же это у них получилось? Ведь были высшие церковные органы – патриарх, Священный Синод, Высший Церковный Совет, которые ты упоминал.

— К 1922 году полномочия этих соборно избранных органов уже истекли, а большевики, естественно, не давали собрать новый Поместный Собор, да еще и посадили под домашний арест патриарха Тихона и начали против него уголовный процесс по делу об изъятии церковных ценностей. Тогда лидеры обновленцев – священники Введенский, Красницкий, Боярский и другие – пришли к патриарху и, пользуясь тем, что он находился под арестом и не мог получать объективную информацию о том, что происходит в Церкви, убедили его отказаться от церковного управления. И патриарх поддался их давлению.

— Постой, патриарх, может, и поддался давлению, но, насколько я помню, – он не давал им полномочий на управление церковными делами!

— Совершенно верно. В соответствии с данным ему Поместным Собором правом, патриарх назначил вместо себя местоблюстителя – митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского). Однако данная «группа товарищей», в обход как патриарха, так и митрополита Агафангела, захватила патриаршую канцелярию и, действуя совершенно в большевицком духе, организовала никем не уполномоченное, не выбранное никаким Собором самозванное «Высшее Церковное Управление» (ВЦУ). То есть эти деятели, попирая каноны и принцип соборности, игнорируя утвержденный Поместным Собором порядок, узурпировали церковную власть, затем, при поддержке центральных и местных органов ВКП(б) и ГПУ, начали изгонять законных епископов с кафедр и поставлять своих лжеепископов, созывать свои «съезды», «предсоборные совещания» и «соборы» (на одном из которых объявили об извержении из сана патриарха Тихона), и проводить те реформы, о которых мы уже сказали – эксперименты с упразднением монашества, женатым епископатом и т.п.

— Насколько я помню, обновленцы захватили очень много недвижимости, более двух третей храмов оказалось у них в руках…

— Да, фактически обновленцы оккупировали большую часть структур Российской Церкви; кроме того, они были признаны Константинопольским патриархатом. На обновленческом «предсоборном совещании» летом 1924 года присутствовал представитель константинопольского патриарха Григория VII. Это, кстати, к вопросу о том, что истинные православие и церковность тех или иных религиозных организаций определяются вовсе не количеством адептов, попов и архиереев и тем, какими объемами церковной недвижимости они владеют, и даже не тем, признают или не признают их другие поместные церковные организации.

— Ты намекаешь на то, что в дальнейшем сторонники Сергия – как на одно из доказательств в пользу того что они – Церковь, – будут указывать на то, что большинство епископата и верующих пошло за Сергием и что его признали другие патриархаты?

— Совершенно верно. Потому что если судить по тому, в какой религиозной структуре больше архиереев, попов, прихожан, недвижимости и кем она признана, то тогда нечестивые раскольники-обновленцы должны были бы признаваться в первой половине 20-х годов подлинной Православной Церковью, а оставшиеся верными православию патриарх Тихон и находившиеся с ним в общении епископы и церковные общины – раскольниками.

Тем не менее, все, что делали обновленцы, было очень грубо и противоречило не только каноническому и богослужебному преданию, но и православному нравственно-аскетическому учению и духу в такой степени, что просто било в глаза любому, даже совсем не искушенному в каких-то специфических тонкостях верующему человеку. Кроме того, между различными обновленческими группировками, как это бывает в таких случаях, начались ссоры и грызня, поэтому довольно скоро для большинства мирян, клириков и епископов (причем даже из приставших по тем или иным причинам к расколу) стал абсолютно очевиден нечестивый характер обновленческого движения.

— Поэтому когда патриарх, выйдя на свободу, объявил о запрете и отлучении их от Церкви, епархии и приходы, соблазненные или обманутые обновленцами, в массовом порядке стали возвращаться под омофор святителя Тихона. Затея большевиков по разрушению Российской Церкви через обновленческий раскол провалилась!

— Да, и в ГПУ это поняли. И поэтому в дальнейшем Тучкову понадобились новые «агенты-провокаторы» в церковной среде, которые были бы более приемлемыми с «внешней» стороны для верующих – более «приличными», «традиционными» и «каноничными». Это значит, что «слабое звено» в Церкви в этот раз ГПУ будет искать не в среде крикливых попов–«реформаторов» из белого духовенства, типа Введенского и Красницкого, будто бы копирующих своими манерами Троцкого и других «трибунов революции», – а в среде маститых иерархов, имеющих опыт церковно-политической и церковно-административной деятельности и способных организовать более-менее приличное с «канонической» стороны «высшее церковное управление», готовое эффективно выполнять поставленную перед ним Тучковым программу по разрушению Церкви. Надо было только найти таких иерархов и в подходящий момент выдвинуть их. И такой подходящий момент настал с кончиной патриарха Тихона.

Беседа 10. Завещание патриарха Тихона, права местоблюстителя и Указ №362

[К началу]

— И здесь мы подходим к так называемому «Завещанию патриарха Тихона»…

— Правильно. Имеется в виду «Завещательное распоряжение святейшего патриарха Тихона, на случай своей кончины, о преемстве высшей церковной власти» от 25.12.1924 (07.01.1925), согласно которому указывался основной и первый кандидат на должность временного местоблюстителя патриаршего престола – наиболее уважаемый в Российской Церкви пастырь-исповедник, митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) и два дополнительных кандидата – митрополиты Ярославский Агафангел (Преображенский) и Крутицкий Пётр (Полянский). Так как два первых кандидата – митрополиты Кирилл и Агафангел – были арестованы и не смогли вступить в права, то местоблюстителем стал третий кандидат – митрополит Пётр…

— …Который тоже в свою очередь оставил завещание, и им назначил Сергия Страгородского своим заместителем, по которому Сергий законно возглавил Российскую Церковь, когда Пётр был арестован!

— Не спеши. Давай разберемся сначала с количеством завещаний, а потом – и с их законностью. Во-первых, митрополит Пётр оставил два «завещания»: первым, от 22 ноября 1925 года, он подтвердил, что, «согласно воле почившего патриарха», местоблюстителями после него должны стать Кирилл или Агафангел. Другим – от 23 ноября (6 декабря) 1925 года – он назначил тех, кто временно должен исполнять его обязанности в случае невозможности исполнения им обязанностей местоблюстителя,  – и вот среди них первым значится Сергий. То есть он не назначал Сергия «заместителем». Эта должность – «заместитель местоблюстителя патриаршего престола» – вообще отсутствует в каких-либо документах, даже в самом «завещательном распоряжении» митрополита Петра от 23 ноября (6 декабря) 1925 г. Её Сергий придумал и присвоил себе сам. И, в-третьих, тебя ничто не смущает во всей этой истории с завещаниями?

— Ну, смущает, если честно… Мне непонятно, как можно передавать власть в Церкви по завещанию? Ведь патриарший престол – это всё-таки не царский трон, чтобы его кому-то завещать, пусть даже и временно…

— Ты совершенно верно уловил суть. С точки зрения канонов, конечно, это неправильно. 76-е правило св. Апостолов и 23-е правило Антиохийского Собора прямо запрещают передавать кафедры по наследственному завещанию и объявляют такие передачи недействительными.

Более того, согласно определению Поместного Собора 1917–18 гг. от 28 июля /10 августа 1918 года «О Местоблюстителе Патриаршего Престола», местоблюститель должен не назначаться патриархом, а избираться Священным Синодом и Высшим Церковным Советом и только на семь месяцев – срок организации созыва Поместного Собора.

— Выходит, завещание патриарха о назначении местоблюстителей – полностью антиканонично? Но на чем-то он должен был основываться!

— Было еще одно соборное определение от 25.01.1918, принятое по предложению 36-ти членов Собора, которое давало патриарху право в чрезвычайных обстоятельствах назначить себе местоблюстителя. Это право было дано в виде исключения, то есть в порядке икономии и именно для чрезвычайных обстоятельств – в случае прекращения функционирования всех других высших церковных органов. Однако следует учесть следующие моменты: это право, хотя оно и дано было Поместным Собором и предусмотрено для чрезвычайных обстоятельств, – все-таки нарушает каноническую норму о недопустимости назначения преемников по завещанию, а также основное соборное определение о порядке избрания местоблюстителя. Это значит, что назначенные в силу этого чрезвычайного права местоблюстители должны иметь довольно-таки условный статус – в виде чисто символических представителей, и никакой реальной властью они располагать не могут.

— А что говорится в определении Поместного Собора о правах местоблюстителей?

— Самое интересное, что местоблюстители, даже если они избраны в соответствии с нормальной процедурой, не располагают практически никакими реальными управленческими правами! Фактически их значение сводится к тому, чтобы председательствовать в Синоде и Совете, представительствовать от имени Церкви в сношениях с другими автокефальными Церквями, обращаться к Российской Церкви с учительными и пастырскими посланиями и управлять делами патриаршей области (московской епархии) и иметь попечение о замещении вдовствующих кафедр. Ну и, конечно, прилагать усилия к созыву Поместного Собора. Но это если местоблюститель избран. А если назначен на сомнительном каноническом основании, по икономии?

— Тогда у него прав еще меньше, чем у избранного… Или, по крайней мере, он должен даже с имеющимися, в основном представительскими и символическими, правами обращаться крайне осторожно, чтобы не спровоцировать раскол.

— Совершенно верно. Но это если говорить о местоблюстителе. Тут можно хотя бы сказать, что патриарху Тихону, по икономии, в обход канонов и установленного порядка избрания, ради сложившихся чрезвычайных обстоятельств, было дано Собором такое вот право – единолично назначить местоблюстителя (с очень скромными полномочиями). Но это право было данотолько патриарху Тихону! И сам патриарх Тихон это прекрасно понимал. Поэтому и он нигде не писал и не говорил, что это право передает кому-то еще.

— Ты хочешь сказать, что завещания уже самого местоблюстителя митрополита Петра о передаче кому-то прав по управлению церковными делами вообще не имели никакого основания ни в канонах, ни в решениях Поместного Собора?

— Да. Нигде ни в каких соборных или патриарших актах мы не найдем такого права – о передачи своей власти и прав – для самого местоблюстителя. Так же понимали это дело и новомученики, вот, например, что пишет священномученик Кирилл Казанский:

 «Сохранение надлежащего порядка в церковном управлении со смерти Святейшего Патриарха Тихона и до созыва законного Церковного Собора обеспечивалось завещанием Святейшего Патриарха, оставленного им в силу особого, ему только данного и никому не передаваемого права назначить себе заместителя».

И такого установления в принципе быть не может, так как тогда то, что было единичным исключением, допущенным соборным решением Церкви для патриарха, становится правилом и обычаем. А мы с тобой, когда беседовали об экуменизме, уже говорили о том, что икономия – исключение из правил – не может сама становиться правилом, разрушающим церковное устроение. Ведь порядок передачи кафедр и связанной с ними власти в Церкви по завещанию полностью разрушает соборное устроение Церкви как Тела Христова, подменяя апостольский и соборно-иерархический строй каким-то монархо-династическим!

— Как же тогда относиться к завещанию митрополита Петра о назначении Сергия?

— Относиться так, как относились к нему новомученики, да и все епископы: Сергий просто представляет персону местоблюстителя и следит за делопроизводством в его канцелярии, но никаких самостоятельных властных прав на управление церковными делами не имеет.

В том же письме священномученик Кирилл пишет: 

«При замедлении дела с выбором патриарха местоблюститель остается на своем посту до смерти, или собственного добровольного от него отречения, или устранения по церковному суду. Он не правомочен назначить себе заместителя с правом, тожественным его местоблюстительским правам. У него может быть только временный заместитель для текущих дел, действующий по его указаниям».

То есть заместитель просто должен поддерживать существующий порядок, ни во что не вмешиваясь, быть «сторожем» установившегося течения дел и техническим секретарем, – а вовсе никаким не самостоятельным главой Церкви, «священноначалием», издающим самостоятельные указы и в нарушение церковных канонов, и с превышением прав не только местоблюстителя, но даже и патриарха!

— Ты говоришь, что местоблюститель должен просто поддерживать существующий порядок и ни во что не вмешиваться… Но как же тогда поддерживать порядок в Церкви, если нет никаких реальных высших органов церковной власти? Ведь получается замкнутый круг – полномочия Синода и Высшего Церковного Совета истекли, патриарха уже нет, Собор большевики собрать не позволяют, местоблюстители арестованы, заместитель местоблюстителя Сергий имеет только символические полномочия…

— Это замкнутый круг только в пределах «административной модели» церковного устройства, о которой я не устаю повторять и которая, увы, сидела в головах и в привычках у большинства епископов-выходцев синодальной системы.

Здесь надо сказать о нескольких вещах. Во-первых, канонические правила Православной Церкви вовсе не требуют, чтобы во главе национальной поместной Церкви в обязательном порядке стояли какие-либо «высшие органы», в виде патриарха, Синода, ВЦУ, местоблюстителя или какой-либо иной структуры – даже Поместного Собора. Как я уже тебе говорил, 34-е апостольское правило относилось изначально к поместным церковным организациям другого рода – митрополичьим округам. Однако епископы не очень понимали этот момент, хотя он был даже закреплен соответствующим церковным документом.

— Что же это за документ?

— Это знаменитый так называемый «Указ патриарха Тихона №362» от 7/20 ноября 1920 г. Прежде всего, хотя этот документ и был разослан патриархом, – это отнюдь не единоличный его указ, а Постановление, принятое на совместном заседании Священного Синода и Высшего Церковного Совета. То есть это соборный документ.

— И о чем он говорит?

— О том, что если по каким-то причинам деятельность высших органов церковного управления во главе с патриархом прекратится или связь епархий с ними прервется, – то епархии целиком переходят на самостоятельное управление, соорганизуясь, по возможности, с находящимися по соседству епархиями (то есть образуя митрополичьи округа) или решая дела полностью самостоятельно, вплоть до учреждения новых самоуправляющихся епархий, приходов и собраний верующих по домам, смотря по обстоятельствам.

— Иными словами, в чрезвычайных обстоятельствах епархии могут вести себя как самостоятельные поместные церковные общины, как будто над ними нет никакого высшего церковного органа?

— Именно так. Более того, этот указ уже применялся, когда обновленцы организовали свое самозваное ВЦУ. Тогда назначенный патриархом местоблюститель митрополит Агафангел разослал послание, в котором призвал все епархии, не желающие признавать обновленцев, руководствоваться этим указом и устраивать дела самостоятельно.

— Но ведь это означает призыв к полной децентрализации церковного управления!

— Совершенно верно! По сути дела, этот указ призывает жить в условиях гонений по образцу жизни Церкви первых трех веков, когда не было никаких централизованных патриархатов и элементарной церковной единицей была поместная община-парикия. В условиях непрекращающихся преследований епархии и переходили на такой режим жизни, постепенно приобретая опыт самостоятельного решения проблем. Более того, этот указ восстанавливал изначальный смысл 34-го апостольского правила об организации митрополичьих округов. Но это все было еще в зачатке, лишь медленно нарождалось, а вот административная психология была очень сильна. И она требовала наличия если не полновластного, то хотя бы символического возглавления. И именно в рамках такого символического возглавления Собор и утверждает права местоблюстителя, а заодно разрешает патриарху в чрезвычайных обстоятельствах назначить себе местоблюстителя.

Беседа 11. Григорианский раскол и митрополит Сергий

[К началу]

— Но тогда выходит, что были правы те архиереи, которые поставили под сомнение вопрос о переходе Церкви под единоличное управление местоблюстителя и предложили перейти на коллегиальное управление! Я имею в виду так называемых «григориан».

— Архиереи, вошедшие в группу, возглавленную архиепископом Григорием (Яцковским), были правы, поднимая вопрос о сомнительности единоличного местоблюстительского управления. Но правы только в этом. Во всем остальном они действовали как узурпаторы и предатели Церкви. В этом они пошли по пути обновленцев, организовав очередной самозваный административный орган – «Временный Высший Церковный Совет» (ВВЦС), то есть они действовали в русле «административной экклесиологии», пытаясь создать новый бюрократический центр власти, прикрытый «коллегиальностью». Кроме того, они хотели действовать, как обновленцы до них и Сергий после них, на основе пресловутой «легализации» (и даже добились ее для себя), то есть хотели соединиться с антихристианским режимом на его условиях.

— Ты хочешь сказать, что григориане и стали теми «маститыми иерархами», из которых Тучков с компанией, пользуясь кончиной патриарха Тихона, хотели составить новое «высшее церковное управление», чтобы через него разрушать Церковь?

— Это верно, но только отчасти. Действительно, ГПУ полностью контролировало григорианскую группу и направляло ее действия, пытаясь через нее захватить власть над Церковью, – но уже под знаменем сохранения канонов и восстановления соборности. Для целей большевиков обновленцы к тому времени стали слишком скандальны, одиозны в глазах верующих и потому малопригодны. Однако григориане, похоже, оказались для этой задачи недостаточно «маститыми»: несмотря на клятвенные заверения создателей григорианского ВВЦС в верности каноническому устройству Церкви большинство епископов его не признало – слишком ниоткуда он появился, подобно обновленческим ВЦУ. Этим воспользовался Сергий и объявил о запрете в священнослужении епископов-григориан, в качестве заместителя местоблюстителя Петра. И фактически епископат Российской Церкви принял это решение Сергия.

— И как, по-твоему, надо оценивать действия Сергия и реакцию епископата? Ведь григориане и вправду были самозванцами, узурпаторами. Значит, это было правильно, что Сергий их запретил! А с другой стороны – это ведь вроде как выходит за рамки чисто представительской роли заместителя.

— Ты задал очень интересный и неоднозначный вопрос. С одной стороны, Сергий не имел  права запрещать григориан. Более того, даже в отношении патриарха не предусматривалось права запрета на священнослужение архиереев. Вообще, вопросы кадровой политики епископата были отнесены к высшей церковной власти в лице Собора и, отчасти, Синода; патриарх же имел право только на «братские советы», «попечение» о вдовствующих кафедрах и разрешение личных конфликтов между епископами.

— Ну, это в нормальных условиях, но условия-то были ненормальные, неужели даже патриарх не мог запретить тех же обновленцев?

— Здесь два момента. Первый состоит в том, что нигде в соборных документах не сказано, что патриарх может единолично перемещать архиереев с кафедры на кафедру, увольнять, запрещать их в служении или извергать из сана. Это противоречило бы канонам, которые предоставляли суд над архиереями Собору епископов данной местности, первенствующий же епископ (как бы он ни назывался), по 16-му и 20-му правилу Антиохийского Собора и 19-му правилу Халкидонского Собора, может созвать Собор епископов для такого суда, но единолично судить не может. Поэтому патриарх, чтобы сохранить соборный принцип управления хотя бы в каком-то виде, как первенствующий епископ поместной Церкви, стал созывать при себе «Синод» из случившихся поблизости епископов, которых сам приглашал, и в совете с ними принимал некоторые решения, которые каноны относят к компетенции епископских соборов. Однако здесь был еще один очень важный момент: эти действия производились против явных для всего православного епископата и вообще всей Церкви нечестивцев и раскольников, о которых уже сложилось согласное мнение епископов и всех верных.

— То есть в каком-то смысле (пусть даже не в строго предусмотренных формах) соборный суд Церкви над обновленцами уже состоялся?

— Да, и в этом смысле патриарх вместе с составившими по его приглашению Синод епископами просто свидетельствовали о совершившемся и явном для всех верных отпадении от Церкви нечестивцев.

В отличие от патриарха, Сергий не был в таком же положении. Во-первых, он не был каноническим «первым епископом» Российской Церкви, а лишь временным представителем временного местоблюстителя…

— Который, как мы помним, мог считаться «первым епископом» тоже весьма условно!

— Да. Поэтому Сергий не имел права ни в каком виде ни созывать своей властью Собор или Синод для суда над епископами-григорианами (по канонам такое право принадлежит только первому епископу (Ант.16, 20; 4 Вс. 19)), ни единолично от себя что-то предпринимать против них, что имело бы значение действия канонической власти.

— Однако, как представитель местоблюстителя, митрополита Петра, он мог лишь свидетельствовать о позиции от имени местоблюстителя…

-…Который был под арестом и принимал, в зависимости от тех или иных поступавших к нему сведений, довольно противоречивые решения – сначала поддержал создание григорианского ВВЦС, потом, когда выяснилось, что они утаили от него некоторые обстоятельства, поддержал своего заместителя. Однако случилось так, что позиция Сергия по григорианам, действительно, совпала с позицией епископата и была направлена против очевидных раскольников и узурпаторов. Она была, в конечном счете, одобрена местоблюстителем и в этом качестве может рассматриваться как соборное свидетельство иерархии Российской Церкви против раскольников. Именно в силу совпадения этих трех моментов прещения, наложенные Сергием на григориан, не встретили возражений со стороны епископата, в том числе и со стороны будущих новомучеников – обличителей сергианства, которые рассматривали их не столько как акт высшей власти, сколько как выражение соборного мнения и действия Церкви против раскольников. В этом качестве свои действия рассматривал и сам Сергий, когда писал Григорию Яцковскому в своем письме 16 (29) января 1926 г., что он действует «от имени единомышленной со мной православной русской иерархии». Однако плохая сторона всей этой истории с григорианами была в том, что в дальнейшем Сергий стал трактовать и использовать ее как прецедент, подтверждающий его права «заместителя местоблюстителя патриаршего престола» на высшую власть.

— Создается впечатление, что ты описываешь действия не маститого иерарха, а какого-нибудь Генерального секретаря ЦК ВКП (б), который, занимая чисто техническую партийную должность, превратил ее в ключевую в советской системе управления!

— И опять признаю твою правоту. Если посмотреть на ступени церковной карьеры Сергия еще до революции, то он всегда умудрялся занимать ключевые посты в церковной иерархии и в Синоде, угодить начальству и при этом отдать должное либеральным настроениям. Если же говорить о пути Сергия в годы революции и становления большевицкого режима, то он в чем-то даже напоминает путь товарища Сталина к власти в партии и государстве. Как будущий «отец народов» блокировался с различными группировками в ВКП (б), то поддерживая, то опровергая инициативы тех или других в зависимости от изменяющейся конъюнктуры и собственной выгоды – точно такую же двуличную игру вел и будущий первый «патриарх» РПЦ МП, проявляя поразительную нестойкость относительно декларируемых им убеждений.

— Ты имеешь в виду тот факт, что Сергий одобрил создание обновленческого «церковного управления»?

— Не только одобрил, но и признал каноничными все его решения, сам туда вошел, а потом одобрил низложение патриарха Тихона на обновленческом лжесоборе, хотя уж кто-кто, а он-то прекрасно понимал, что решения самозваного ВЦУ и созываемых им «соборов» из антиканонично поставленных «епископов», с точки зрения канонов, гроша ломаного не стоят.Как писал об этом священномученик Андрей Уфимский:

«Патриарх Тихон был в узах. Положение церковного управления было отчаянное. Москва не верила Антонину и Леониду, потому что это были явные пройдохи-скандалисты. Москва не признавала этого ужасного подлога в замене патриаршего управления. Вся Россия не знала, как оценить совершившееся….

А кто оценит? Кто всё понял? О, всё тот же неизменный, приятный во всех отношениях, известный верой, любовью и чистотой митрополит Нижегородский Сергий!! Он-то всё запутал, всех обманул и признал ВЦУ единственной канонической властью в России. И только за ним, за его «чистотою» потянулись все мелкие сошки духовного звания. «Уж если многоучёный Сергий признал каноничность ВЦУ, то чего же рассуждать?!»- так говорили русские простецы. И попались в страшную ловушку, которую устроил всем митрополит Сергий.

Он, только он со своим авторитетом ректора Академии утвердил в Русской Церкви этот позор «Живой Церкви» и обновленчества, когда беззаконие стало признаваться в Церкви законом и когда Иудино окаянство стало расцениваться как гражданская добродетель. Правда, Сергий теперь уверяет, что при его подписке воззвания в пользу ВЦУ против него (и Евдокима) была организована чуть не газовая атака, но от этого никому не легче! Все-таки митрополит Сергий главнейший виновник укрепления «Живой Церкви» среди русских простецов для их развращения».

— Но ведь он потом разорвал с обновленцами и принес публичное покаяние патриарху Тихону…

— …Только когда увидел, что патриарх, выйдя на свободу, объявил о недействительности иерархии и таинств обновленцев и отлучил их от Церкви, после чего епархии и приходы, соблазненные или обманутые обновленцами, в массовом порядке стали возвращаться под омофор святителя Тихона. Не кажется ли тебе такое покаяние, принесенное при таких обстоятельствах, немного ненадёжным?

— Это, конечно, странно. Ведь, в отличие от большинства епископов, клириков и мирян, Сергий был в курсе всех дел раскольников. Не мог же, в самом деле, такой опытный администратор и знаток канонов, каким был Сергий, не понимать всю антиканоничность обновленческих ВЦУ и «соборов» с начала и до конца!

— Возможно, свет прольёт одно свидетельство, переданное тем же святителем Андреем:

«Однако многие жители Нижнего Новгорода недоумевали, как же всё-таки это могло случиться? Тогда митрополит Сергий с неподражаемою верою и чистотою (и цинизмом) говорил: «Ладно, мне надоело таскаться по тюрьмам! Теперь у меня главный догмат: не сидеть в тюрьме» (слова инженера Тяжеловесова в Бутырской тюрьме в 1922 году)».

— Мда, даже сложно что прибавить…

— Поэтому патриарх Тихон, несмотря на его покаяние, фактически лишил его доверия и не включил в список кандидатов в местоблюстители. Как пишет тот же священномученик Андрей:

«Патриарх Тихон чувствовал приближение смерти… Он решил оставить себе преемника. После долгого раздумия он оставил себе трёх преемников: митрополита Кирилла, митрополита Агафангела и митрополита Петра. Это решение патриарха Тихона нельзя назвать удачным, ибо сразу, в случае его смерти, управление Церковью разбивалось этим трёхглавием. Но замечательно, что патриарх Тихон, человек безукоризненно честный, оставил себе преемниками людей, несравненно менее учёных и несравненно менее заслуженных, чем митрополит Сергий, но решительно вычеркнул из числа Заместителей именно этого многоучёного Сергия, ибо вовсе ему не верил».

Другой священномученик, Павел Старобельский в своих «Критических замечаниях» на сергиевскую Декларацию, пишет:

 «Нам известна крайняя неустойчивость взглядов митрополита Сергия, совершенно недопустимая в лице носителя высшей церковной власти, и ни разсудок, ни совесть не позволяют нам слепо следовать за ним».

И далее, кроме истории с обновленцами, указывает на противоречивое поведение Сергия в отношении вопроса легализации, то есть официального признания государством церковной структуры. Попытку легализации, предпринятую группой григориан от имени составленного ими ВВЦС, Сергий считал «признаком неправославия», – а год спустя сам добивается такой же легализации уже для себя и своей группы. Противоречивым, по мнению святителя Павла, является и поведение Сергия относительно епископов русского зарубежья: если в 1926-м году он сам советует им создать самостоятельное церковное управление, то спустя год осуждает это их намерение.

Беседа 12. Попытка тайных выборов патриарха, арест и освобождение Сергия. Легализация «Временного Патриаршего Синода»

[К началу]

— Можно понять его позицию по укреплению своей власти – с одной стороны, григориане, с другой стороны, митрополит Агафангел выставил свои права на местоблюстительство, ссылаясь на «завещание» патриарха…

— Да, но надо понимать: все вообще споры, возникавшие по вопросу, кто является «самым главным церковным начальником», были порождением «административной экклесиологии». С точки зрения канонов и соборного принципа устроения, они были совершенно бессмысленными, бесполезными и, в конечном счете, только вредили Церкви (еще и потому, что были на руку большевикам). Поэтому ГПУ зачастую инспирировало и раздувало все эти споры.

— То есть «административная экклесиология» и бюрократическая психология епископата, подспудно желающего наличия над собой «главного начальника», только давали шанс ГПУ играть на слабых струнках иерархов, чтобы изнутри разрушать и подчинять себе Церковь.

— Именно так.

— Тем не менее, Сергий, как это видно и из приведенной тобой выше цитаты, не сразу стал так однозначно настаивать на своих административных правах. Он ведь пытался опереться на соборную поддержку епископата?

— Да, не сразу. Поначалу он, действительно, пытался действовать в согласии с епископатом и не предпринимал никаких спорных, с точки зрения канонов, действий, за исключением прещений на григориан и на митрополита Агафангела. Более того, когда осенью 1926 года епископ Полоцкий Павлин (Крошечкин) и архиепископ Екатеринбургский Корнилий (Соболев) выступили с инициативой избрания патриарха тайным опросом епископов, – Сергий активно поддержал эту инициативу. Было собрано около 70-ти голосов епископов, и большинство из них высказалось за избрание патриархом митрополита Казанского Кирилла. Этим и заканчивается «первый период заместительства» Сергия – его, как и многих епископов, участвовавших в этом мероприятии, арестовало ОГПУ в ноябре 1926-го.

Правда, в отличие от многих других арестованных иерархов, его отпустили на свободу достаточно быстро – уже в конце марта 1927-го, что само по себе достаточно странно. Уже в конце апреля 1927-го года Сергий получает «легализацию» – регистрацию в НКВД нового «Высшего Церковного Управления» – «Временного Патриаршего Синода при заместителе местоблюстителя патриаршего престола», органа, состоящего из архиереев, которых он сам туда назначил.

— То есть, можно сказать, что Сергий учредил новый орган церковного управления, не предусмотренный никакими церковными установлениями?

— Совершенно верно. И на это обратили его внимание новомученики. Вот что писал епископ Дамаскин (Цедрик), указав на самый главный недостаток сергиевского «Синода»:

 «Он не избран соборно, не уполномочен епископами и потому не может считаться представительством епископата при митр. Сергии. Он составлен самим митрополитом и является, собственно говоря, как бы его личной канцелярией, частным совещанием при нём… Всё это говорит за то, что, поскольку заместитель Местоблюстителя декларирует от лица всей Церкви и предпринимает ответственнейшие решения без согласия Местоблюстителя и сонма епископов, – он явно выходит из пределов своих полномочий».

— Можно ли сказать, что Сергий поступил как патриарх Тихон, который при отсутствии соборно избранного Синода тоже созывал при себе собрания епископов под именем «Синода»?

— Нет, нельзя. Во-первых, хотя «Синод» патриарха Тихона не был утвержден Поместным Собором, ему, как законному «первому епископу» данной местности, каноны давали право созывать епископские соборы. Сергий же первым епископом данной местности не был – он был лишь доверенным лицом митрополита Петра и в любом случае не мог превышать права своего доверителя, который отнюдь не благословлял Сергия на подобный шаг.

— И как отнесся к этому сам священномученик Петр, когда узнал об этом? Хотя понятно, что сведения к нему в тюрьму, а потом – в ссылку, поступали очень медленно, и его реакция запаздывала…

— Тем не менее, в своем письме Сергию, написанному уже в конце 1929 года, митрополит Пётр однозначно разъясняет ему неправомерность его деяний:

«Мне сообщают о тяжёлых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью. А между тем, Вам известно, что от местоблюстительства я не отказывался и, следовательно, Высшее Церковное Управление и общее руководство церковной жизнью сохранил за собою. … Вам предоставлены полномочия только для распоряжения текущими делами, быть только охранителем текущего порядка. Я глубоко был уверен, что без предварительного сношения со мною Вы не предпринимаете ни одного ответственного решения, каких-либо учредительных прав я Вам не предоставлял, пока со мною местоблюстительство и пока здравствует митрополит Кирилл и в то же время был жив митрополит Агафангел».

Таким образом, митрополит Пётр, по сути, подтверждает то, о чем мы уже говорили: у Сергия не могло быть никакой власти, кроме представительской. В другом письме, написанном в феврале 1930-го года, митрополит Пётр призывает Сергия:

«На мой взгляд, ввиду чрезвычайных условий жизни Церкви, когда нормальные правила управления подвергаются всяким колебаниям, необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство. Вот и благоволите вернуться к той, всеми уважаемой Вашей деятельности».

— Интересно, что митрополит Пётр ограничивает права Сергия не только собой, но и первыми кандидатами на местоблюстительство – митрополитами Кириллом и Агафангелом!

— И еще более важно, что митрополиты Кирилл и Агафангел осудили линию Сергия. Например, святитель Кирилл Казанский в своем «Первом письме» Сергию буквально дословно воспроизводит позицию местоблюстителя:

«Для меня лично — не подлежит сомнению, что никакой заместитель по своим правам не может равняться с тем, кого он замещает, или совершенно заменить его. Заместитель назначается для распоряжения текущими делами, порядок решения которых точно определен действующими правилами, предшествующей практикой и личными указаниями замещаемого. Никаких, так сказать, учредительных прав, вроде реформы существующих служебных учреждений, открытия новых должностей и т.п., заместителю не может быть предоставлено без предварительного испрошения и указаний замещаемого».

То же самое напишет другой новомученик, епископ Глуховский Дамаскин (Цедрик):

 «Говорят, ещё недавно, полушутя, митр. Сергий говорил о себе, что он – только «сторож» в Русской Церкви. Принадлежат ли эти слова митр. Сергию или нет, но они хорошо характеризуют то положение, которое ему по праву должно принадлежать в церковном строительстве.

Раз Местоблюститель жив, то, естественно, его заместитель не может без соглашения с ним предпринимать никаких существенных решений, а должен только охранять и поддерживать существующий церковный порядок от всяких опасных опытов и уклонений от твёрдо намеченного пути.

Митр. Сергий, «сторож» Русской Церкви, не имеет права без санкции митр. Петра и сонма русских иерархов, и находящихся на свободе, и разбросанных по местам ссылок, декларировать и предпринимать ответственные решения, которые должны в дальнейшем определить жизнь церковного организма в каждой его клеточке».

— А если бы митрополит Пётр велел Сергию создать такой Синод?

— Дело ведь не в формальной «санкции» местоблюстителя, – но в действительном соборном согласии «сонма русских иерархов», как выразился епископ Дамаскин. Без соборного согласия Церкви и местоблюститель не может ничего сделать, так, как пишет митрополит Кирилл:

 «Никаких, так сказать, учредительных прав, вроде реформы существующих служебных учреждений, открытия новых должностей и т.п., заместителю не может быть предоставлено без предварительного испрошения и указаний замещаемого. Коренное же изменение самой системы церковного управления, на что отважился митрополит Сергий, превышает компетенцию и самого местоблюстителя патриаршего престола».

— То есть, можно сказать, что образованием преданного ему «Временного Патриаршего Синода» Сергий делает решительный шаг из положения просто «доверенного лица» и «технического секретаря» местоблюстителя к тому, чтобы стать единственным реальным «главным начальником» Российской Церкви, не связанным согласием епископата?

— Да. Фактически Сергий полностью отстраняет самого митрополита Петра, делая из него символическое прикрытие для своей единоличной реальной власти. Точно такую же ширму Сергий делает из своего «Синода».

— Вспомнил снова твои сравнения Сталина с Сергием… И тут можно провести аналогию: как Сталин прикрывал коллективной безответственностью Политбюро и ЦК свою личную власть, – точно так же поступает и Сергий, прикрываясь «коллегиальностью» Синода…

— …Об этом ему пишет еп. Дамаскин:

«Вы заявили мне, что «берете на себя всю ответственность перед Церковью за совершенное». Но какая цена такому заявлению, когда эту ответственность Вы уже распылили на группу безавторитетных и безответственных иерархов «Вашего» Синода?»

А священномученик Серафим Угличский так формулирует дело:

«Узурпаторство власти мы признаем: в организации незаконного Синода 5 мая 1927 г. протоколом № 1 на правах соуправляющего Заместителю Патриаршего Местоблюстителя и обнародованием Декларации от 16/29 июля 1927 г. без благословения на сие митрополита Петра, Патриаршего Местоблюстителя, в которой явно оказывается стремление, при посредстве незаконного Собора, определить форму правления Церкви, конечно, заместить Патриаршество Коллегией».

О том, что Сергий пытается заменить патриаршество «коллегиальной патриархией», писал и митрополит Казанский Кирилл.

— «Заместить патриаршество коллегией…» Постой, но ведь Сергий не упразднил патриаршество, он же сам позднее стал патриархом!

— Формально не упразднил. А фактически – он подменил ту идею патриаршества, которая вынашивалась и с которой Поместный Собор 1917-18 гг. восстановил патриаршество.

— Как это? Не очень понял твою мысль.

— Мы с тобой в начале беседы говорили, что участники Собора видели в фигуре патриарха некий центральный символ церковного единства. Можно сказать более развернуто: патриаршество понималось участниками Собора как способ ухода от синодальной системы с ее бюрократической «коллегиальностью». Для этого и придумали восстановление патриаршества как некоего харизматического служения, в котором личность соборно избранного по жребию «первого епископа» поместной Церкви символизирует соборное единство народа и иерархии. Можно критиковать участников Собора за их наивность – за то, что они именно в патриаршестве увидели панацею от всех бед и так его мистифицировали, – но их шаг не противоречил канонам и был выполнен в надежде на возвращение к соборному устроению.

— Помнится, ты тогда сказал, что наложенное на неизжитые синодальные привычки епископата патриаршество могло закрепить административную модель в новой форме…

— Именно это и произошло. Сергий искусственно разделил «первого епископа» (в лице местоблюстителя Петра) как фигуру, символизирующую, подобно английской королеве, церковное единство, – и себя, как фигуру, реально управляющую церковными делами через назначенный им же «Временный Патриарший Синод». Такой узурпаторский, в нарушение соборного устройства, образ действий Сергия, по сути дела, хоронил чаемую участниками Поместного Собора, концепцию (или, скорее, «светлую мечту») о патриаршестве, подменяя ее бюрократической коллегиальностью епископской олигархии (или, как выразился в другом месте свт. Серафим Угличский – «олигархической коллегией»). Тем самым Сергий заменял патриаршество «коллегиальной патриархией» и возвращал Российскую Церковь, по замечанию митр. Кирилла, к синодальному образу управления. Сергию и не нужно было формально упразднять патриаршество. Достаточно было просто свести значение патриарха к функции верховного администратора – «Генерального секретаря» этой самой архиерейской «олигархической коллегии», или, как ее позднее стали называть, Митрополитбюро, полностью выхолостив изначальный соборный замысел.

Вот почему некоторые новомученики (Кирилл Казанский, Дамаскин Глуховский или Серафим Угличский) ставили на вид Сергию именно покушение на патриарший строй и замену его «коллегией». Они мыслили в рамках принятой Собором концепции, всегда соотнося личное харизматическое служение первоседателя с соборным устройством и соборным избранием, и потому для них упразднение патриаршества и покушение на соборное устроение было одно и то же.

Немного иначе мыслили епископы Павел Старобельский, Алексий Воронежский, Аввакум Староуфимский и некоторые другие новомученики. Они отнюдь не связывали соборность с патриаршеством и, скорее, само патриаршество (а тем более – «местоблюстительство», не говоря уже о «заместительстве») подозревали в подрыве соборного устроения. Их надежды полностью возлагались на устроение небольших поместных общин без какого бы то ни было центрального управления, связанных не административно, а через общие предание, веру, таинства, исповедание имени Христова.

— То есть узурпация власти Сергием привела к попранию принципа иерархической соборности, заменяя ее на синодальную административно-бюрократическую коллегиальность и олигархичность епископата, ею же камуфлируя узурпацию.И в этом новомученики были, похоже, едины…

— Точно. Потому что при этом полностью уничтожается принцип соборного решения дел.

Как сказал священномученик Павел (Кратиров):

 «Яркий пример извращения принципа соборности и господства бюрократизма – это  так называемая Сергиевская Патриархия и сомнительного достоинства Синод ее. Синод сей получил свое начало при крайне загадочных обстоятельствах. Он воистину в тайне беззакония зачат и во грехах предательства родился.

Строить церковную жизнь в данное время на началах старого Синодального (в царское время) бюрократизма крайне опасно и преступно. Если бы М. Сергий, вместо того, чтобы управлять сверху, обратился к соборному церковному разуму, он избежал бы трагедии, которой теперь ему не миновать. Необходимо вовлечь в область церковной жизни многомиллионные массы верующих, а это возможно только через отказ иерархии духовенства от бюрократических привычек управлять Домом Божиим сверху, минуя соборный уклад – существенный признак Церкви».

Однако учреждение неканонического «Синода» было лишь началом, необходимым для дальнейших действий сергиан, хотя и очень важным. По словам священномученика Иллариона Поречского:

 «…Самочинный, никем не избранный, так называемый Синод … есть поистине ликвидационный комитет по разрушению и уничтожению всех установлений, основанных на святых канонических правилах Православной Церкви» (Письмо митрополиту Кириллу Казанскому от 30 января 1934 г.).

А в июле появляется «Декларация», которая будет первым первым сергианским взносом в счет расплаты с большевиками за легализацию и захват власти.

Беседа 13. Лояльность патриарха Тихона и лояльность Сергия

[К началу]

— Раз уж ты упомянул о Декларации, то объясни мне такой момент: чем же плоха объявленная Сергием лояльность? Ведь и патриарх Тихон делал лояльные заявления, но при этом никто его за это не упрекал!

— Дело не в том, что лояльность сама по себе плоха, а в том, что Сергий понимал ее неправильно. Да, патриарх Тихон тоже делал заявления о лояльности, однако его интерпретация лояльности отличается от сергиевской. Прежде всего, патриарх не навязывал лояльность клиру, народу и епископату. Одно из самых сильных проявлений лояльности, которое было вырвано у патриарха под нажимом Тучкова – патриарший указ о поминовении властей, – на практике был «спущен на тормозах» самим патриархом и нигде не исполнялся.

— Погоди, но ведь патриарх Тихон объявил в 1923 году, что «Церковь отмежевалась от контрреволюции и стоит на стороне Советской власти» ?

— Как явствует из текста этого документа, которое называется «Воззвание патриарха Тихона и группы высших иерархов Православной Русской Церкви к верующим об отмежевании Церкви от контрреволюции», быть на стороне советской власти означает «соблюдение церковных канонов и законов Советской республики». По сути, здесь патриарх призывает поступать по слову Христа: «воздадите кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22:21). При этом «Воззвание» делает акцент на том, что «государственный строй Российской республики должен быть основой для внешнего строительства церковной жизни» – внешнего, а не внутреннего.

— То есть патриарх делал некие внешние действия с целью успокоить большевиков, которые на самом деле никого в Церкви ни к чему не обязывали?

— Именно так. При этом патриарх не допускал вмешательства большевицкого государства во внутреннее устройство Церкви – в поставление епископов, наложение церковных наказаний за «нелояльность» большевицкому режиму и вообще в управление внутренними церковными делами (то, что впоследствии будут активно допускать и практиковать Сергий и его преемники).

Таким образом, патриарх исходил из позиции, которая была сформулирована устами святых отцов в диалоге с государственной властью: 

«Мы покорны тебе, царь, в делах, касающихся жизни [т.е. в делах века сего]: податях, пошлинах, получении [твоих] даяний, в том, в чем вверено тебе управление нашими делами; в церковном же устройстве имеем пастырей, глаголавших нам слово и изготовивших церковное законоположение. Не удаляем со своего места предел вечных, яже положиша наши отцы, но удерживаем предания, как приняли их. Ибо, если начнем, хотя в малом, ниспровергать здание Церкви, то оно понемногу будет разрушено все» (св. Иоанн Дамаскин, «Второе защитительное слово против порицающих святые иконы»).

В этом же духе выдержано знаменитое «Соловецкое послание», авторы которого – ссыльные епископы – тоже предлагали советскому правительству вполне лояльные условия совместного сосуществования: невмешательство государства в жизнь Церкви и невмешательство Церкви в государственную политику, подчинение советским законам, если они не противоречат православному учению и церковным канонам. Все в точном соответствии с большевицким декретом об отделении Церкви от государства и с каноническими требованиями!

— В чем же было отличие позиции Сергия от позиции патриарха Тихона и соловецких епископов?

— В отличие от патриарха Тихона и авторов «Соловецкого послания», Сергий понимал под лояльностью не только законопослушность и невмешательство в политику, – но и принятие Церковью ценностей большевицкого режима.

— Ты имеешь в виду его знаменитые слова из Декларации:

«Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой –наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи»?

— Да. Ведь что означает тождество радостей и печалей православных с тоталитарным советским обществом? Оно означает не просто соблюдение законов, – но активную политическую поддержку большевиков и включение в систему советской идеологии, слияние Церкви и большевицкого государства. Но это был не просто политический выбор. Мы уже говорили с тобой в начале беседы, что большевицкий режим был не просто атеистическим – это была, по сути, другая религия, со своими «священными писаниями», «догматами» и «богословием» в виде «диамата», своим культом, своей эсхатологией. Поэтому соединение с этой системой означало отступничество от веры во Христа и служение ее идолу – светлому коммунистическому будущему на земле. В этом состояла измена Сергия Христу и Церкви, переходящая в лживые слова о лояльности, то есть, в еретическую проповедь о «радостопечалии» с большевиками. Но не только в этом.

Многие совершают ошибку, отрывая декларацию от всего остального контекста деятельности группы Сергия, но именно в этом и состоит фокус: еретический характер «Декларации» как основополагающего сергианского документа окончательно проясняется только в контексте всех прочих действий и заявлений Сергия, которые следует рассматривать как ее практическое продолжение и, одновременно, вероучительное истолкование, устраняющее двусмысленности в ее понимании.

Беседа 14. Отступничество и выдача лжи за истину как составные части любой ереси

[К началу]

— Все-таки мне не очень понятно, почему фраза о «радостях и печалях» должна трактоваться с догматической точки зрения как ересь, а не просто как очередное превышение прав.

— Давай разберемся. Для начала ответь мне на вопрос: что такое ересь, как ты думаешь?

— Вот так вопрос! Ересь – это ложное учение о православной вере. Или, по-другому – ложное, неправославное исповедание веры, ложный догмат.

— Совершенно верно. И ты говоришь, что никакого ложного догмата в сергиевской Декларации не видишь ?

— Ну да, никаких догматов – ни истинных, ни ложных – я там не заметил. Излишняя лояльность – это, конечно, нехорошо. Но это, наверняка, очередное превышение полномочий и только! Да там вообще речь не о догматах и не о богословии шла!

— То есть ты считаешь, что документ, чтобы быть еретическим, обязательно должен вести речь о догматах веры, провозглашать какие-то доктринальные, богословские формулировки.

— Ну да, а как же иначе? По-твоему, я ошибаюсь?

— Как тебе сказать… нет, в чем-то ты не ошибаешься – документ должен иметь богословский характер. И в то же время ты ошибаешься, так как под богословским характером документа ты имеешь в виду непременно открытые, «официальные» доктринальные формулы. Основание ереси – в другом.

— В чем же?

— В отречении от веры, приводящей к лжи, клевете на истину, когда грех объявляется добродетелью (или, наоборот, добродетель – грехом).

— Поясни это подробнее.

— В своем «Первом каноническом послании к Амфилохию» святитель Василий Великий обозначает еретиков как совершенно отторгшихся, и в самой вере отчуждившихся. Если следовать этому святоотеческому определению, то надо признать, что в основе любой ереси лежат не просто какие-то ложные теоретические, словесные формулировки, – а отторжение и отчуждение от веры, вероотступничество, отказ от исповедания Христова.

— То есть в основе ереси лежит волевое уклонение от истины?

— Да. При этом оно в своем изначальном виде вообще может быть бессловесным и с богословскими теориями никак не связанным. Например, бросание ладана на алтарь римских богов, наверное, могло быть сделано молча, но от этого не утратило своего значения вероотступничества.

В связи с этим вспоминается высказывание Сергия, переданное сщмч. Андреем (Ухтомским): «главный догмат для меня – не сидеть в тюрьме». Здесь начало всего сергианства как ереси, – в отступничестве.

— Выходит, ересь и вероотступничество – это одно и то же ?

— Не совсем. Любая ересь имеет в своей основе всегда вероотступничество, но не ограничивается им. Например, тех древних христиан, которые под пытками или иным давлением чиновников Римской империи отрекались от исповедания Христова, Киприан Карфагенский и другие древние писатели называют «отступниками», но не «еретиками». Ересь идет дальше – она начинает обосновывать и оправдывать отступничество в виде всяких лукавых измышлений, плотского мудрования. Таким образом, отрицание веры у еретика происходит не только на уровне поступка, но и на уровне слова, когда ложь выдается за истину, а грех – за добродетель. А дальше отказ от истины переходит в стадию проповеди. И вот здесь ересь уже начинает формироваться (и формулироваться) как ложное вероучение и богословие.

— В связи с тем, что ты сказал, мне тут вспомнилось: у преп. Симеона Нового Богослова в одном месте говорится о неких «тайных» еретиках, которые выглядят христианами, то есть по виду еретиками не являются и не исповедуют ни одной ранее известной Церкви и осужденной Ею ереси, – но при этом св. Симеон утверждает, что ересь, распространяемая ими, хуже любых других ересей и содержит их все в одной себе. Суть ее заключается в том, что они отрицают саму возможность исполнения евангельских заповедей спасения и обожения еще в этой жизни.

— Да, тут как раз об этом. В основе любой ереси лежит малодушие и гордость, приводящие к отрицанию дерзновения в вере, а потом и ко лжи на истину, то есть к богохульству.

Например, Сергий не хотел сидеть в тюрьме – и поэтому дал свое согласие на антиканоническое учреждение «Синода» и поддержку политики большевиков. Это была еще стадия вероотступничества, уже сопряженная, правда, с превышением власти и бесчинием. Однако издание Декларации, в которой он объявил, фактически, о соединении Церкви и богоборческого режима большевиков в одно целое, обосновывая это необходимостью лояльности, – было уже выдачей лжи за истину, то есть теоретическим оправданием отступничества, которое можно назвать ересью. Основой же является гордыня, проявляющаяся в словах Сергия: «я спасаю Церковь». То есть он допустил, что может спасти Церковь своими человеческими усилиями и ухищрениями, через бюрократию, синодальщину и т.д.

Поэтому священномученик Серафим Угличский прямо написал, имея в виду сергиеву Декларацию: 

«Своим деянием м. Сергий исказил учение о Спасении по Церкви, находя спасение только в видимой организации Церкви, таким образом, отвергая внутреннюю силу Благодати Божьей, при которой Церковь может существовать и в пустыне».

Беседа 15. Предательство и клевета на новомучеников как отрицание святости Церкви

[К началу]

— Интересная формулировка: «исказил учение о спасении по Церкви, находя спасение только в видимой организации». Я, кажется, начинаю понимать, в чем связь между различными частями сергианства: для того чтобы попытаться навязать Церкви «радости и печали советской родины», Сергию необходимо было перестроить церковную организацию, то есть для утверждения ереси нужен был раскол и узурпация власти через антиканонический Синод.

— Да, и свт. Серафим Угличский в своем «Деянии» фиксирует сразу все три момента:

 «В этого рода деятельности м. Сергия сказалось: по одним – узурпаторство (захват) власти, произведшее раскол; по другим — ересь, а по третьим и отступничество. Лично же я считаю, что м. Сергий узурпировал власть, учинил раскол, впал в ересь и отступил от исповедничества православия».

— То есть у свт. Серафима даже четыре пункта насчитывается: узурпаторство, раскол, ересь, отступничество…

— Да, при этом одно из другого вытекает и одно в другом проявляется. Потому и сложно уловить сергианство в ереси, что ее распространение, например, выступает не в форме провозглашения каких-то еретических догматов, а в форме антиканонических действий, указов, распоряжений.

Но это именно еретическое учение, так как оно имеет целью обучить и наставить тех, кто останется в общении с Сергием, еретической экклесиологии, но не классическим путем, а через систему административно-воспитательных и идеологических мер в рамках созданной им на основе этой церковной модели структуры, которую мы все знаем под именем РПЦ МП.

— Можно ли сказать, что хитрая особенность сергианства в том, что здесь еретическое учение действует больше не через слова еретических исповеданий (как обычно до него в церковной истории действовали еретики), а через слова административных распоряжений и через систему мер, выстраивающих конкретную «вертикаль власти»?

— Совершенно верно. И в рамках этой «вертикали» будут воспитываться все последующие поколения сергианского клира и епископата. Естественно, что такая модель в принципе несовместима с моделью, принятой Всероссийским Поместным Собором 1917–18 гг., с соборными поставлениями епископов и клириков и соборным обсуждением и разрешением важных проблем церковной жизни.

— Все же что это – возвращение к административной модели времен Российской империи или в корне что-то иное?

— Конечно, это структура, имеющая синодальную модель организационной и психологической основой. Однако все же это нечто иное, так как синодальная модель, при всем ее противоканоническом характере, была организована христианами, в христианском обществе. И здесь есть то отличие между сергианством и синодальщиной, к которому я вел весь этот разговор.

— Так… и в чем же, наконец, состоит это отличие?

— Оно состоит в том, что в синодальный период епископы, опутанные государственной имперской бюрократией, не знали иной практической альтернативы каноническим безобразиям. Для них независимое Тело Христово, организованное на основе канонов, было далекой мечтой. А Сергий был уже в ином положении: в Церкви уже 10 лет как не было фактически никакой вертикали, патриарх и его местоблюстители выступали, скорее, в качестве символов церковного единства, чем как полновластные органы, а гонения только способствовали возврату к каноническому строю, росту самостоятельности и епархий, и приходских общин, и отдельных христиан, и возвращению к принципу выборности священства и епископов. Иными словами, медленно нарождалось и проявлялось настоящее Тело Христово, каким оно и должно быть – соборное, апостольское, святое и единое в Духе.

Сергий все это видел, – и, тем не менее, все это, уже живое, согласился прекратить и разорвать ради сохранения пустой административно-обрядовой оболочки, ради сохранения организации. И это тоже определяет качественную инаковость сергианства, по сравнению с предшествующими периодами, и делает его не просто каноническим нарушением, бесчинием или даже расколом, – но предательством Церкви и экклесиологической ересью.

— Меня вот что беспокоит: догматический спор Сергия с новомучениками о вере настолько сильно переплетен с вопросами нарушения канонов, самочиния и узурпации власти и даже нравственно-аскетическими вопросами, что не очень понятно, в чем заключалась сергиевская ересь!

— Тому есть объяснение – в споре сергиан явственно обнаружилось, насколько тесно связан вопрос верности канонам и соборному устроению с самой природой Церкви, догматическим определением ее свойств, данных в Символе веры. Поэтому отход от канонического устройства, самочинная узурпация власти, попирающая принцип соборного рассмотрения дел, обнаруживает также и отвержение догмата о Церкви.

— То есть, можно сказать, что вера в Церковь, как и отречение от нее, обнаруживаются во всей этой истории противостояния новомучеников сергианству через практические поступки, являющие веру в Церковь – или, напротив, утрату этой веры – в конкретных действиях ?

— Да. Как об этом говорит священномученик Иларион Поречский, в своем послании митрополиту Казанскому Кириллу:

«Если признать декларацию и самочинный синод до рассмотрения Собора, это значит отвергнуть 9 член Символа Веры, отвергнуть и посмеяться над постановлением Поместного Собора 1917/18 гг. и VI и VII Вселенских Соборов и принять учение новое, противное христианству, это равносильно не прямо, но косвенно отречься от Христа Бога нашего, загробной жизни и воскресения и совершить отступничество».

— Скажи, а есть ли у новомучеников какое-нибудь разъяснение, в чем конкретно сергианство противоречит 9-му члену Символа веры?

— Специальных развернутых комментариев нет, хотя, с другой стороны, вся полемика с Сергием и их деятельность по устроению церковной жизни вне сергианства может рассматриваться как такой комментарий. Единственным специальным (хотя и чрезвычайно кратким) комментарием к Символу веры является текст священномученика Димитрия (Любимова), епископа Гдовского, в письме «К отцам-настоятелям»:

«Митрополит Сергий… погрешил не только против канонического строя Церкви, но и догматически против ее лица, похулив святость подвига ее исповедников подозрением в нечистоте их христианских убеждений, смешанных якобы с политикой, соборность – своими и синодскими насильственными действиями, апостольство – подчинение Церкви мирским порядкам и внутренним (при сохранении ложного единения) разрывом с митрополитом Петром, не уполномочившим митрополита Сергия на его последние деяния, начиная посланием от 16/29 июля с. г.».

Таким образом, еп. Димитрий очень кратко формулирует суть сергианской ереси как:

1) отречения от святых Божиих и их исповеднического мученического подвига, и вместе – отречение от соборного устроения Церкви;

2) создания некоей внешней фальшивой видимости апостольского преемства и созданного на основе этой видимости внешнего же фальшивого лжеканонического единения (и в рамках этого единения – лжецерковной организационной структуры);

3) объединения этой созданной лжецерковной организации с мiром сим (в лице большевицкого режима).

— Давай посмотрим, в чем хула на святость.

— В отречении от новомучеников и клевете на них. Одним из актов такого отречения стало интервью, данное Сергием, – так называемые «Ответы митрополита Сергия (Страгородского) на пресс-конференции с представителями советской печати о положении православной церкви в СССР 15 февраля 1930 г.», в которых Сергий прямым текстом солгал, сказав:

«Гонения на религию в СССР никакого не было и нет. В силу Декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется.

Больше того, последнее постановление ЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 г. совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения на религию».

И чуть далее:

«Репрессии, осуществляемые Советским правительством, в отношении верующих священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за различные антиправительственные деяния… К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за их религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях».

— Но выходит, что Сергий приравнял новомучеников к обычным гражданским преступникам!

— Да, и именно так сами новомученики и оценили эти слова Сергия. Отречение от мучеников Христовых есть отречение от Христа и его Тела – Церкви, которое они составляют. Они и есть Церковь. Предательство их есть предательство Христа и соучастие в распятии Христова Тела, а ложь и клевета на них – хула на Святого Духа, как и написал свт. Серафим Угличский:

 «Отказавшись от призыва Христа к исповедничеству, м. Сергий произнес хулу на Церковь, и в лице Ее, на исповедников, а в расточении Церкви и хулу на Духа Святого (Mф. 12, 30-32). Хула на Церковь и Ее исповедников осуждается 6-м правилом 2-го Вселенского Собора и 63-м правилом 6-го Вселенского Собора».

— 6-е правило II Вселенского Собора мы с тобой уже обсуждали, оно говорит о трех видах еретиков – древних, новых, а такжетех, которые, хотя притворяются, будто веру нашу исповедуют здраво, но которые отделились и собирают собрания против наших правильно поставленных епископов.

— Это в точности подходит сергианской группировке – они притворяются, что исповедуют православную веру в Церковь (Сергий ведь не изменял текстов ни Символа веры, ни какого-то другого православного догматического определения), но при этом он учредил неканоничный Синод, вместе с которым начал отстранять с кафедр законных епископов, назначать своих, – то есть стал формировать иное «собрание» с иной иерархией, противоположной иерархии каноничных епископов.

— Все верно, правда, я не понимаю, при чем здесь исповедники…

— При том, что данное правило было принято против скрытых ариан, возводимых «мирскими начальниками» в священный сан, которые отбирали молитвенные дома у православных. По этому поводу Василий Великий писал: «Не признаю епископом и не причислю к иереям Христовым того, кто оскверненными руками к разорению веры возведен в начальники. Таково мое решение!» – что очень подходит к сергианству, так как все назначения на кафедры Сергий предпринимал, консультируясь со своими кураторами из ГПУ.

— А о чем говорит 63-е правило VI Вселенского Собора?

— Оно прямо анафематствует тех, кто приемлет лживые повести о мучениках, составленные врагами Церкви с целью обесславить их и привести верующих к неверию. Сергий так и сделал – он принял подсказку большевиков о том, что новомученики – никакие не мученики, не исповедники, а обычные преступники, да еще и раскольники, объявил об этом во всеуслышание, на весь мир, и подверг их прещениям. Как же такой предатель может быть верующим в Тело Христово? Никак не может.

— Выходит, Сергий уже немедленно подпал под анафематствование Церкви просто потому, что оклеветал и предал новомучеников? И даже если бы он ничего, кроме этого, не сделал – он бы уже был под анафемой?

— Да. Но здесь еще один момент. Помнишь, мы с тобой в начале говорили, что исповедничество новомучеников отличалось от исповедничества древних мучеников первых веков?

— Помню, и ты еще сказал, что разница между древними мучениками и новомучениками Российскими в том, что римские чиновники требовали отречься от Христа, но при этом не вмешивались во внутреннюю жизнь Церкви, не требовали чего-то, что разрушило бы Церковь, тогда как большевики поступали наоборот: позволяли называться христианами, – но ценой предательства Церкви.

— Да. Поэтому, когда Сергий предает новомучеников, – он предает не просто людей, христиан, – он предает их исповедание Церкви. Исповедание Церкви как святого, соборного, апостольского и независимого ни от кого, кроме Бога, Тела Христова, богочеловеческого организма.

«Все это мы видим в деятельности митрополита Сергия, который, в силу своего нового отношения к гражданской власти, вынужден забыть каноны православной церкви. Вопреки канонам, он уволил всех епископов-исповедников с их кафедр, считая их государственными преступниками, а на их места самовольно назначил не признаваемых верующим народом других епископов. Для митрополита Сергия нет и самого подвига исповедничества Церкви, а потому он и объявляет в своей беседе по поводу «воззвания», что всякий священнослужитель, который посмеет что-либо сказать в защиту Истины Божией против гражданской власти, есть враг Церкви Православной. Что это – разве не безумие, охватившее прельщенного?» (сщмч. Виктор, еп. Глазовский)

— Я понял! «Свято место пусто не бывает», – отрекаясь от исповедания новомучеников, он заменяет их исповедание другим исповеданием другого «тела», не апостольского, не соборного и не святого, а значит, не Христова, не Божьего…

— …И для этого ему не надо менять текст Символа веры – достаточно заменить саму Церковь. Как сказал новомученик Михаил Новоселов:

 «…М. Сергий возглавляет теперь уже не русскую Церковь как часть истинной, вселенской, а представительствует вместе со своими иерархами, всем клиром и паствою (последнею, впрочем, в большинстве бессознательно) некую подделку под Церковь, пародию, которая на самом деле представляет собою совершенно мирскую и лукавую организацию, только разукрашенную православными с виду, но внутренне иным –гнилым – содержанием наполненными словами…. Итак, м. Сергий подменил не какой-нибудь отдельный догмат еретической ложью: он подменил саму Церковь».

Беседа 16. Соборная иерархичность. Отрицание соборности.

[К началу]

— Давай возвратимся к определению св. Димитрия. Насколько я понял, святость понимается еп. Димитрием как свойство, которое присутствует именно в конкретных людях, в верующих исповедниках, собранных в Церковь?

— Совершенно верно. Святость в этом плане неразрывно связана с соборностью, поэтому свт. Серафим Угличский рассматривает антиканоничные действия Сергия против правильно поставленных епископов-исповедников, предпринятые им без соборного рассмотрения, то есть преступление против соборности, – как покушение и на святость, так как в Церковь как в соборный организм собираются конкретные верующие, приобретающие святость в своем личном подвиге. Это понимание отличается от сергианского понимания, по которому святость принадлежит не конкретным верующим, а безличной церковной организации, которая передает свою святость входящим в нее людям.

— Давай поговорим о соборности. Насколько я помню, тот же свт. Серафим Угличский писал, что Сергий подменил соборность «олигархической коллегией» епископов, и с ним были согласны священномученики епископ Глуховский Дамаскин (Цедрик) и митрополит Казанский Кирилл (Смирнов).

— Совершенно верно. Причем свв. Кирилл и Дамаскин даже употребляли схожие термины, такие как: «соборно-иерархическое сознание», «иерархическая совесть», «иерархическая совесть Соборной Церкви», «соборно-иерархический принцип» и даже «индивидуальная иерархическая совесть». Этими выражениями они обозначали неразрывную связь соборности, иерархии и личного самоопределения члена иерархии, связанного с его исповеданием, с его живой и личной верностью Христу и Церкви, противоположной бездумному механическому послушанию. Митр. Кирилл Казанский, в частности, писал:

 «…Я никого не сужу и не осуждаю, но и призвать к участию в чужих грехах никого не могу, как не могу осуждать и тех иерархов во главе с митрополитом Иосифом, которые исповедали свое нежелание участвовать в том, что совесть их признала греховным. Это исповедание вменяется им в нарушение ими церковной дисциплины, но церковная дисциплина способна сохранять свою действенность лишь до тех пор, пока является действительным отражением иерархической совести Соборной Церкви; заменить же собою эту совесть дисциплина никогда не может. Лишь только она предъявит свои требования не в силу указания этой совести, а по побуждениям, чуждым Церкви, неискренним, как индивидуальная иерархическая совесть непременно станет на стороне соборно-иерархического принципа бытия Церкви, который вовсе не одно и то же с внешним единением во что бы то ни стало». (Письмо митрополита Казанского Кирилла (Смирнова) по поводу церковных нестроений, вызванных Декларацией Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и Временного Патриаршего Священного Синода от 16(29) июля 1927 г.).

Еп. Дамаскин, в свою очередь, писал в своем сочинении «Пора готовиться»:

«Тот паллиатив, что искусственно и неканонически организовался в Москве при мит[рополите] Сергии и сам себя поставляет на место Патриаршего Синода, непонятным образом в своих действиях далеко отошел от иерархического принципа бытия Св[ятой], Соборной и Апост[ольской] Церкви и никак не может почитаться отражающим истинную Иерархическую Совесть Соборной Ц[ерк]ви».

Нарушение принципа соборной иерархичности, в частности, нарушение баланса между епископатом и первым епископом, обозначенного в 34-м апостольском правиле, разрыв внутреннего единства народа, клира и епископата подменяет соборность – олигархической корпорацией епископата, иерархию – административным единоначалием, а саму церковную организацию превращает из Тела Христова в безблагодатную политическую организацию, приспособленную для служения нехристианским или прямо антихристианским интересам мiра сего.

Определенную точку ставит здесь сщмч. Серафим Угличский, который пишет в своем «Деянии» от 4(17).12.1933 г.:

«Своим деянием м. Сергий исказил учение о Спасении по Церкви, находя спасение только в видимой организации Церкви, таким образом, отвергая внутреннюю силу Благодати Божьей, при которой Церковь может существовать и в пустыне».

— Насколько я понимаю, «Церковь в пустыне» – это другой способ существования, альтернативный сергианскому? Кто-нибудь еще писал об этом?

— Фактически писали все, но больше всех писал сщмч. Павел Кратиров, еп. Старобельский, который называл Церковь, не принявшую сергианское злочестие, – «лягальной» (от слова «лягать», то есть терпящую гонения и поношения – лягания), – в противоположность сергианской «легальной» «церкви» (от слова «легализация»). В так называемом «Письме епископа отошедшего к епископу неотошедшему» свт. Павел пишет:

 «Если Церковь Божия Промыслом Вседателя, через приговор истории и законодательство пролетарского государства, определена на жизнь в пустыне, то до очевидности ясно, что она должна отказаться от всяких попыток легализоваться сверху донизу, ибо всякая такая попытка в эпоху апостасии неизбежно превращает Церковь в блудницу и жалкую прислужницу Вавилонского Богоотступления. Ближайшее время подтвердит наше убеждение и покажет, что даже теперь уже наступает время, когда для блага Церкви придется отказаться от легализации даже общинных церковных организаций и обратиться к доникейским образцам церковной жизни, когда христианские общины организовывались и объединялись не административными учреждениями тогдашнего государства, а Духом Святым».

— То есть священномученик Павел предполагает полный демонтаж «административной церковной модели»!

— Отделение как от государства, так и от сергианской лжецеркви (которая отождествляется свт. Павлом с апокалиптической вавилонской блудницей, сидящей на багряном звере), максимальное упрощение, децентрализация и дебюрократизация церковной организации, возвращение к доникейским образцам христианской жизни, отказ от внешнего церковного антуража – храмов, пышных богослужений, молитвенные собрания по домам, последовательное проведение в жизнь принципа выборности епископата и клира. На последнем особенно настаивал сщмч. Аввакум Староуфимский, подчеркивая, что нужны не просто выборы, а перевыборы епископов и клириков в случае их служебного несоответствия.

 «Поэтому своевременно подумать нам о том, чтобы сохранить сущность Прав[ославной] Церкви — единство веры и исповедания Христова Имени, и обеспечить за собою источник спасающей нас благодати чрез истинное священство и таинства, хотя бы ради сего пришлось нам отказаться от всех остальных храмов, от привычной внешней структуры церковной», – пишет сщмч. Дамаскин в сочинении «Пора готовиться».

А сщмч. Павел, касаясь вопроса соборного управления, пишет в своем «Втором письме епископу»:

«…Для того чтобы образовать православно-канонический собор поместного или вселенского значения, вовсе нет надобности собирать в одно место иерархию и представителей духовенства и мирян. Ведь соборность Церкви осуществлялась и в доникейский период церковной истории, когда собирать собор не было возможности. Соборность в доникейское время осуществлялась через живое общение между членами Церкви Христовой».

Беседа 17. Единство организма и единство организации

[К началу]

— Я заметил, что у свт. Димитрия ничего не сказано о таком свойстве Церкви, как «единство», и в то же время говорится о ложном «единении». А с другой стороны говорится, что святость находится в самих христианах… Как все же новомученики рассматривали свойство единства Церкви?

— Для этого обратимся к священномученику Нектарию (Трезвинскому). В так называемом «Втором письме к пастве» свт. Нектарий предупреждает мирян и клириков о недопустимости подчинения сергианским «епископам» и разрыва общения с их законными епископами, доказавшими верность Христу и Церкви своим примером исповедания, напоминая, что это будет нарушением 13-го правила Двукратного Собора:

«И вас зовут к исповедничеству ваши епископы своим примером. Кто последует сему зову, тот и будет Христов, а кто отстанет от исповедничества, тот станет на путь уступок безразличия в деле веры и скатится в пропасть безбожия.

Мы не можем встать на этот путь, и идти с ними мы не можем, ибо Бога больше боимся, нежели людей. Люди могут дать нам временный покой, а Господь за наше безразличие может лишить нас и вечного блаженства.

Так и Двукратный собор 13 правилом строго карает тех, которые прекращают поминовение своих епископов: «…аще который пресвитер или диакон, по некоторым обвинениям зазрев своего епископа прежде соборного исследования и рассмотрения и совершенного осуждения его, дерзнет отступить от общения с ним и не будет возносить имя его в св. молитвах на литургиях по церковному преданию: таковый да подвергнется извержению и да лишится всякия священническия чести …аще же монахи или миряне, да отлучится вовсе от Церкви…«

Вот этим путем пошли сначала «живцы», потом первые обновленцы, а потом и вторые обновленцы – сергиане. Тоже и среди ваших нашлись таковые, которым безразлично как веровать, — горе таковым, ибо они стали легковеемы, как это бывает с мякиной, которая легко отвевается от пшеницы; сначала она плотно лежит с пшеничным зерном, пока не попадет на лопату веющего, тогда она везде разлетается, смешивается с грязью и никому она не нужна. Так и ныне мы, как на лопате веющего — полные зерна остаются на гумне, в Церкви Божией, а мякина далеко отвевается от гумна и там развевается ветром всяких искушений и соблазнов мира сего. Бойтесь стать легковеемыми в своей вере и благочестии, иначе можете далеко отвеяться от Православной Церкви и лишиться общения с Господом и с теми, которых Господь назвал блаженными за их страдания в гонениях, поношениях и злословиях за правду и за имя Его (Мф. 5, 10–11)».

— Тут вспоминается учение священномученика Киприана Карфагенского о том, что «епископ в Церкви и Церковь в епископе, и кто не с епископом, тот и не в Церкви»…

— Совершенно верно. Причем свт. Нектарий формулирует и объясняет его применительно к вопросу о единстве паствы и епископа в исповедническом подвиге в условиях сергианско-большевицкого гонения, то есть: единство как свойство Церкви духовно обнаруживается, прежде всего, в исповедании веры и исповедническом подвиге – то есть в святости царственного священства исповедников, к которому взаимно призваны епископ, клир и народ.

Оно связано с другими свойствами Церкви: соборность (кафоличность) как согласие народа и епископа, а также епископов друг между другом, опять же – по согласиюисповедания веры, в котором явлено единое епископство, иапостоличность, то есть сохранение в неизменности апостольского предания и церковного порядка в духовной связи епископа, не оставляющего свою паству, и народа, не покидающего своего епископа. Благодаря этому свойства Церкви Христовой сияют друг через друга в исповедническом подвиге христиан как членов, ее составляющих.

— Ясно, против кого это учение направлено учение – против Сергия! Ведь именно Сергий разрывал духовное единство епископа и паствы через произвольные перемещения и удаления с кафедр законных епископов-исповедников!

— …И формировал новый епископат, который оказывается единым не с паствой и не в исповедании веры перед лицом гонений, от которого Сергий отрекся, а с административной корпорацией, связанной единой администрацией, своими корпоративно-политическими интересами и обязательствами перед антихристианским режимом (= мiром сим).

— Можно ли сказать, что отпадение от исповедания веры и Церкви и «ложное единение», о котором писал свт. Димитрий Гдовский, обнаруживается для епископа в ложном послушании неканоническим сергиевским указам о перемещении и увольнении и приобщении к лжеепископату, объединенному не единством веры, а единством корпоративных интересов, а для народа и клира – в отпадении от законного епископа через принятие представителя такого сергианского лжеепископата?

— Да. Таким образом, единство Церкви должно быть духовным, а не административным, единством Тела, а не единством организации. Об этом, в частности, учит священномученик Иерофей (Афоник), епископ Никольский, в своем епископском послании. Напоминая о духовном единстве церковного организма, он предлагает рассмотреть его на собраниях приходских общин и свободно выразить свое к нему отношение, чтобы в этом свободном самоопределении верующих, собранных в общины, выразилось подлинное свойство единства Церкви:

«…Желая слышать от вас, дорогие чада, что вы единодушны и единомысленны со мною, а также уважая свободу Вашего самоопределения (см. Норм. устав общины), предлагаю огласить и обсудить мое послание на собраниях верующих, дабы все знали положение дела и свободно пришли в единение со мною, оставаясь верными Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Петру и всей Православной Церкви Русской, о чем прошу прислать мне письменное постановление».

Таким образом, по свт. Иерофею, подлинное церковное единство должно быть основано на свободном исповедании этого единства не только епископами, но также клиром и народом.

— Можно так сказать: исповедание не может быть навязано внешне, административно, но является делом самоопределения христианина, постольку и единство Церкви не может быть навязано внешне, административно, но должно быть плодом свободного самоопределения христиан, сошедшихся в свои приходские собрания и выразивших исповедание, согласное с исповеданием епископа.

— О том, что единство Церкви не должно сводиться к единству церковной организации, более всего написал священномученик Виктор (Островидов), епископ Глазовский, для которого это была центральная тема.

Согласно священномученику Виктору, сергианская экклесиологическая ересь состоит в трактовке Церкви как человеческой политической организации, приспособленной к служению интересам мiра сего, которое есть отречение от «истины Церкви», связанное с отречением от исповеднического подвига и подменяющее главную задачу Церкви – спасение человека в ней по благодати – на земные, политические, гражданские цели:

 «Мы с детскою простотою веруем, что сила Церкви не в организации, а в благодати Божией, которой не может быть там, где нечестие, где предательство, где отречение от Православной Церкви, хотя бы под видом достижения внешнего блага Церкви. Ведь здесь не простой грех Митрополита Сергия и его советчиков. О! Если бы это было только так! Нет! Здесь систематическое, по определенному плану разрушение Православной Церкви, стремление все смещать, осквернять и разложить духовно. Здесь заложена гибель всей Православной Церкви, а именно сознательное приспособление ее – Небесной Христовой Невесты – служению злу, ибо мир во зле лежит»(Письмо к епископу Авраамию (Дернову)).

Практическое выражение этой ереси состоит:

– в разрушении епархии как «малой Церкви» путем перемещения епископов с кафедр и уничтожения живого духовного единства народа и епископа;

– в уничтожении самостоятельности приходских общин путем перемещения клириков с прихода на приход и, опять же, в разрыве единения пастыря и паствы и упразднения значения приходских советов.

Таким образом, по учению еп. Виктора, единство Церкви как Тела Христова, объединяющего верующих по благодати для совершения дела спасения в самостоятельные приходские общины и епархии, связанного горизонтальными связями, – полностью по существу и целям противоположно созданной Сергием централизованной организации, с вертикальной властной структурой, подобной Римо-католической церковной структуре, заточенной под осуществление земных целей и задач.

Беседа 18. Определение ереси сергианства. Заключение

[К началу]

— Может быть, подведем итог? Как бы ты сформулировал кратко учение новомучеников о Церкви?

— Я бы сказал так: подобно тому, как три ипостаси Пребожественной Троицы сияют друг через друга в перихоресисе свойств, так будут обнаруживаться все свойства Церкви Бога друг в друге и друг через друга: святость – в личном исповедническом подвиге каждого христианина, находящего в Церкви, соборность – в согласии епископа и собранного народа, а также епископов друг с другом по исповеданию, апостоличность – в сохранении этого исповедания согласно апостольскому преданию, и, наконец, единство – в единстве духа и тела, епископа, клира и народа, основанного на свободном и соборном самоопределении того и другого исповедовать христианскую веру.

— Тогда как можно описать противоположную этому исповеданию сергианскую ересь?

— Сергианство, если его рассматривать в догматическом аспекте, есть попрание учения о Церкви, исповедуемого в Символе веры: «Верую во едину святую, соборную и апостольскую Церковь». Оно выразилось:

а) в искажении догмата о «святости» Церкви, когда не Триипостасное Божество Своей благодатной энергией спасает, хранит и освящает Церковь, и не Церковь как Тело Христово, богочеловеческий организм, спасает и освящает христианина, отделяя его от мира сего во зле лежащего, – а Церковь, якобы для своего спасения (как в советские времена) или усиления своего влияния (как во времена постсоветские), служит миру сему (нецерковному или прямо антихристианскому государству и обществу) на его условиях, вследствие чего происходит блудное смешение церковной организации и мира. Церковная организация утрачивает связь с Церковью как организмом, происходит измена Жениху-Христу и превращение церковной организации в апокалиптическую вавилонскую блудницу, восседающую на багряном звере.

б) в искажении догматов о свойствах единства и соборности (кафоличности) Церкви, подменяющем Церковь как кафолическое Тело Христово во внутреннем единстве Духа внешним дисциплинарным единством, «церковью» как клерикальной организацией, абсолютизирующей принцип административного единоначалия.

в) в искажении догмата об апостоличности Церкви, так как критерием апостоличности для епископов, пресвитеров и диаконов ставит не исповедание правой веры и хранение апостольского и святоотеческого предания, – а, опять же, подчиненность административно-иерархическому принципу клерикальной корпоративной олигархии, называемому «церковной дисциплиной» и «послушанием священноначалию». Преемство хиротоний в такой структуре перестает соответствовать своему «логосу», назначению – сохранению веры и предания, а значит, сохранению и преумножению Церкви как Тела Христова. Оно служит лишь административно-финансовому и политическому укреплению клерикально-архиерейской корпорации и ее позиций и влияния в мире и государстве, угождению мирским или даже прямо антихристианским интересам. Поэтому можно сделать вывод о том, что внешнее преемство хиротоний в такой организации рано или поздно перестает быть средством для передачи благодати, и таинства иссякают.

Большевики хотели от Церкви не просто лояльности, – они хотели такой лояльности, которая бы нарушила каноническое и догматическое учение Церкви о ней самой, извратило бы ее внутреннее устройство и принципы. Они хотели контролировать Церковь изнутри, ломать ее нравственный христианский дух, ее принципы и догматы о самой себе, – прежде всего догматы о святости, соборности и апостоличности. Ломать эти догматы стали с помощью Сергия и его Синода. И именно против этого восстали новомученики. Если бы этого не было, они бы остались лояльными советской власти. Но большевики научили Сергия ломать внутреннюю христианскую, евангельскую, апостольскую, догматическую, каноническую правду о Церкви, оставить вместо реально работающего через каноны догмата (а догмат о Церкви работает именно через каноны, через их исполнение) пустую оболочку из слов и административных структур, – и мученики против этого восстали. Они защищали догматическую и каноническую правду о Церкви, которая уже десять лет, с 1917 по 1927 годы, оформлялась и воплощалась у них на глазах. Они защищали природу Тела Христова. Они защищали исповедание веры в Церковь, слова «верую во едину, святую, соборную и апостольскую Церковь», Символ веры, догмат веры о Церкви. И поэтому, выступив против Сергия, они выступили не только против узурпаторства и бесчиния, не только против раскола, – но и против основанной на отступничестве от Христа и духовном блуде с большевицким антихристовым режимом экклесиологической ереси, то есть ереси о природе Церкви как Тела Христова.

Содружество «Узкий путь», 2014