Православие в Америке: Интервью с о. Пантелеимоном

Продолжаем знакомить читателей нашего сайта с истинным православием в Америке. Основатель и духовник Свято-Преображенского монастыря в Бостоне, о. Пантелеимон Метропулос рассказал «Островам» о своем пути в монашество, о жизни на Афоне, об уходе из экуменического Константинопольского Патриархата, о митрополите Филарете (Вознесенском) и о перспективах Церкви Христовой в современном мире. Это интервью было записано в Бостоне в мае 2016 года. Мы очень благодарны братии монастыря за теплый прием и особенно о. Пантелеимону, что уделил нам время, несмотря на физическую слабость. Эта беседа оказалась уникальной возможностью пообщаться с одним из выдающихся церковных деятелей ИПЦ в ХХ веке. 27 декабря 2016 года о. Пантелеимон отошел ко Господу.

Встреча со старцем Иосифом Исихастом

– О. Пантелеимон, как Вы попали на Афон?

– Я родился в США в греческой диаспоре, в Детройте, штат Мичиган. Я был очень молод, закончил университет и отправился на Святую Гору. Я узнал о житиях святых, и они произвели на меня сильное впечатление, особенно жития отцов-пустынников. В месте, где я родился, было много переселенцев из Малой Азии, из Каппадокии. Это были очень благочестивые люди, они хранили веру, ходили в церковь… Многие из них потеряли язык и говорили по-турецки, но их вера была очень сильна. Так что я вырос в очень благочестивом окружении. А мои родители были с юга Греции и не были настолько благочестивыми. Они были против того, чтобы я становился монахом. Но я был настойчив… Я заработал себе на проезд – тогда, в 50-е годы, не было авиарейсов, нужно было плыть на корабле. Сначала я мечтал о Святой Земле. Я слышал рассказы паломников, и мне захотелось попасть в монастырь Св. Саввы в Иудейской пустыне, рядом с Вифлеемом, и стать монахом там. Но когда я поступил в университет, моему брату диагностировали туберкулез. Он тогда учился в медицинской школе, и ему пришлось уйти оттуда, он лежал в больнице год, его оперировали и вырезали кусок легкого. Отец был очень огорчен, потому что это означало, что он не сможет стать врачом. Я тоже был очень огорчен, что брат болен, и я дал обет св. Пантелеимону-целителю, что если брат выздоровеет и станет врачом, я стану монахом в монастыре св. Пантелеимона на горе Афон. Поэтому я пошел в русский монастырь, хотя у меня нет русских корней.

– Как Вы познакомились со старцем Иосифом Исихастом?

– В Детройте, где я родился, было много православных церквей. Это был большой индустриальный город, и там была одна старостильная церковь, остальные все перешли на новый стиль вместе с большинством в 1924 году. И там служил один благочестивый священник, которого звали Ефрем. Он рассказал мне о своем старце на Святой Горе. Этим старцем был о. Иосиф, но я ничего о нем не знал тогда. И была еще одна киприотская семья, четыре брата в Детройте, а их пятый брат был монахом на Святой Горе, и его тоже звали Иосиф, это был Иосиф младший из синодии (так называют братию монастыря на Афоне – прим. «Островов») о. Иосифа Исихаста. Когда они узнали, что я собираюсь ехать на Святую Гору, то попросили меня найти их брата-монаха, передать ему привет и сказать, что я их знаю и знаю всех его племянников и родственников. Когда я приехал на Святую Гору, то отправился сразу в монастырь святого Пантелеимона. А там, когда становишься послушником, то нельзя никуда выходить, но когда тебя уже постригли, то дают благословение ходить к святыням Святой Горы и к иконам Богоматери. Когда меня постригли и дали имя Пантелеимон (в миру меня звали Джон) я пошел в Кавсокаливию (скит на юге полуострова – прим. «Островов»), а на обратном пути я остановился в Новом Скиту, чтобы передать привет Иосифу младшему и Иосифу старшему. Я тогда еще ничего о них не знал. Помню, что это был вечер. Когда я пришел, солнце садилось, а я никого не знал в Новом Скиту. Я увидел каких-то отцов – они работали, чинили дорожку – и спросил у них , знают ли они старца Иосифа. Один из них спросил, зачем он мне. Я ответил, что меня просили передать привет из-за границы. Он велел подождать, пока они закончат. Это был о. Иосиф младший, киприот. Когда они закончили, была уже ночь, он сказал, что теперь уже поздно и я, наверное, устал, он приготовит мне что-нибудь поесть, какого-нибудь салата, я отдохну, а ночью он меня поднимет и мы пойдем к о. Иосифу. Я подумал, что это как-то странно – что я увижу его ночью. Но я действительно очень устал, проделав за день из Кавсокаливии в Новый Скит… Поэтому я лег спать, а ночью меня разбудил о. Иосиф и сказал, что теперь мы пойдем к старцу. Он взял фонарь, и мы покинули скит. Я спросил, куда он меня ведет, потому что я не знал, что старец живет не в самом ските. И вообще, я немного нервничал из-за того, куда мы идем. Мы пришли в какое-то место, там было темно, прошли одну-две комнаты, и там была небольшая терраса, которая выходила на море, внизу были скалы и Эгейское море.

Старец Иосиф был не очень здоров, он сидел у стены под террасой и молился. Иосиф младший сказал мне: это старец. Я наклонился, чтобы поцеловать ему руку. Было очень темно, ни луны, ни огней, а фонарь остался внутри. Когда я поднял голову, то увидел, что его лицо светилось, но черты лица я не мог разглядеть. И я подумал: как странно, здесь нет электричества, что это за свет? Но я не испугался, потому что это был такой спокойный, мирный свет. Я подумал, что это все странно, но сел там. Я знал, как сидеть по-восточному, потому что вырос среди людей из Турции. Иосиф младший пошел за скамеечкой, чтобы я сел. Когда он вернулся, я уже сидел напротив старца Иосифа и сказал, что мне не нужна скамейка. Мы начали разговаривать, он спросил, как я попал к нему. Я сказал, что меня просил передать привет иеромонах Ефрем Караянис. О, сказал он, незабываемый о. Ефрем, мы писали ему, чтобы он возвращался, у нас здесь есть младшие монахи, которые заботятся о старых, он мог бы провести старость на Святой Горе, но он теперь остался в Америке. Потом я сказал, что меня просили передать привет еще четыре брата о. Иосифа младшего. Он говорит: ты приехал из Америки, чтобы стать монахом на горе Афон? Я сказал: да. Он говорит: но ты ведь там получил образование, у тебя было богатство, а мы здесь бедные люди, особенно теперь, после войны. Как это ты решил оставить благополучную жизнь в достатке и прийти к такой бедности? Я сказал, что с детства очень полюбил жития святых и у меня была хаджи-яя. «Хаджи» турецкое слово, значит паломник, а «яя» – по-гречески бабушка. Он сказал: отец Арсений, слышишь? Потом обратился ко мне: когда ты был маленьким, твоя хаджи-яя плакала? Я сказал: что Вы имеете в виду? Он сказал: плакала, когда молилась? Я ответил: О да, она очень много плакала. Он тогда говорит: а она говорила «татли Исум Эфенди»? «Татли» по-турецки сладкий, «Исум» – Иисус, а «Эфенди» – господин. Это даже не молитва Иисусова, а просто стремление к Иисусу как Господу. Я ответил: о, Вы знаете турецкий. Он говорит: нет, я не знаю турецкого, но я знаю слова «татли Исум Эфенди», потому что когда раньше я выходил со Святой Горы и проповедовал, там было много женщин из беженцев из Малой Азии, и они говорили по-турецки и использовали это выражение. Я говорю: да, они все еще его используют. Теперь, говорит он, я понимаю, как ты стал монахом. Эти люди имели в себе Христа и могли передать другим любовь ко Христу, и поэтому ты с раннего возраста научился любить Господа Иисуса Спасителя и жизнь в молитве.

Это было короткое посещение, там было темно. Потом я узнал, что у них был такой устав: старец с полудня ни с кем не говорил, он молчал и отдыхал после обеда, затем вставал, варил маленькую чашку кофе и совершал всенощное бдение с о. Арсением и остальными, а около первого часа ночи они служили ночную литургию, которая заканчивалась около 2.30 утра. С этого времени до полудня он разговаривал с людьми из синодий. Такой был у них устав, они были исихастами. После этой краткой встречи я утром должен был пойти обратно в Пантелеимонов монастырь, потому что там ждали, что я вернусь вечером. Так я и ушел, не увидев, как он выглядит. Когда я уходил, он позвал меня в темноте и спросил: ты можешь мне пообещать кое-что? Я сказал: да, если Вы хотите, что я могу сделать? – Приходи во второй раз, я должен тебе еще кое-что сказать. – О, говорю, я бы с радостью пришел еще, но мне нужно взять на это благословение. Он говорит: русские благочестивы, если ты им скажешь, что старец попросил тебя прийти, они дадут тебе благословение. Приходи и мы поговорим еще раз.

Я ушел и утром вернулся в монастырь святого Пантелеимона. Это было начало июля, а в июле бывает торжество в монастыре Симонопетра на праздник святой Марии Магдалины. Это большой монастырь на скале, у них есть правая рука святой Марии, которая еще теплая, как живая. Я слышал об этих мощах и попросил благословения пойти туда на праздник, а потом дойти до Нового скита. То есть я попросил благословение посетить всенощную, остаться на ночь в Симонопетре, быть на литургии, а затем в день святой Марии Магдалины дойти до Нового скита и пробыть там один день с о. Иосифом. Благословение мне дали.

Я пошел и в этот раз увидел его днем. Он начал со мной говорить и рассказал мне много прекрасных, удивительных вещей. Я был поражен. Впервые я нашел кого-то, у кого, как сказал наш Спаситель, из чрева потекли реки воды живой. То, что старец говорил про творение, про духовную жизнь – это было очень красиво.

Гора Афон в 50-е годы

– Почему Вы не перешли в синодию о. Иосифа и не остались на Афоне?

– Я был гражданином США и не знал, что на Афоне есть правило: чтобы остаться монахом на Святой Горе, нужно стать гражданином Греции. Я думал, что Афон независим, а оказалось, что он подчиняется греческому правительству. Поэтому, пока я был на Афоне, мне нужно было каждые три месяца брать разрешение, чтобы находиться там в качестве посетителя, а на постоянное пребывание я не имел права. Я всерьез раздумывал о том, чтобы стать гражданином Греции, чтобы остаться, но в монастыре мне велели не делать этого. Когда я спросил почему, они сказали: здесь Балканы, все может очень легко поменяться, с точки зрения политических условий, и не знаешь, что случится завтра, а если ты потеряешь американское гражданство, американский паспорт (тогда, в 50-е годы, один из самых сильных в мире), то потеряешь и защиту со стороны американцев. На Афоне были серьезные проблемы во время оккупации во время Второй Мировой Войны и после оккупации. После того, как немцы ушли, у них было восстание, гражданская война с коммунистами, которая закончилась только в 1948 году, а в некоторых местах продолжалась до 1950-1952 года. Греческое правительство арестовывало отцов за то, что те якобы сотрудничали с немцами, хотя это было клеветой.

На самом деле во время Второй Мировой войны произошло следующее. Болгары захватили часть Македонии и двигались в сторону Святой Горы и отцы стали опасаться, что болгарская армия может захватить Святую Гору. Они боялись, что из-за этого будут бомбежки, и решили обратиться к Гитлеру с просьбой защитить Святую Гору и не позволить болгарской армии оккупировать Афон. Эпистасия, собрание старейшин Святой Горы, в которой у каждого монастыря есть представитель, написала Гитлеру телеграмму. Она была составлена, конечно, на греческом, а в русском монастыре были образованные отцы, и один из них – о. Василий Кривошеин – хорошо знал английский и немецкий. Его попросили перевести телеграмму, написанную греческими отцами Эпистасии. Он перевел ее на хороший немецкий язык, ее отослали. Это польстило Гитлеру, они его там восхваляли как покровителя искусств и науки и пытались представить Святую Гору как значимое место с точки зрения культуры. Они просили Гитлера послать войска, чтобы немецкие солдаты охраняли Святую Гору. И Гитлер это сделал. Болгарам не позволили захватить Афон, и там разместился немецкий гарнизон. Немецкие солдаты были честные, ничего не трогали, не грабили и даже помогали Святой Горе. Но после войны греческое правительство обвинило Кривошеина в коллаборационизме. Его осудили и сослали на остров Макрониси, а через два года отобрали у него греческое гражданство и выгнали из страны. Он вернулся в Англию, в Йорк, и потом стал епископом Брюссельским в Московской Патриархии. Он был также превосходным ученым и работал над трудами святого Симеона Богослова. Но тут главное, что он был невиновен в том, в чем его обвинили.

На Пасху 1957 года Афон посетил американский консул. Он приехал с двумя сыновьями-подростками, и я, конечно, как американец и человек, владеющий английским, должен был показать гостю монастырь, особенно монастырскую сокровищницу. Я спросил консула, что будет, если я поменяю гражданство. Он ответил, что я могу это сделать, но тогда я больше не буду считаться американцем. Если я захочу приехать в Штаты, мне нужно будет приглашение от родителей или брата, чтобы получить визу. Я задумался обо всем, что мне говорили другие отцы: что было бы очень глупо становиться гражданином Греции. И я не стал менять гражданство, а поехал в Константинополь. Там был тогда патриарх Афинагор, он был моим крестным отцом, он знал меня и мою семью. Я пробыл 11 дней в патриархии и попросил его, чтобы он повлиял на греческое правительство, чтобы мне сделали специальное разрешение и я мог бы находиться на Святой Горе и не получать при этом греческое гражданство. Он сказал мне, что не может вмешиваться. Конечно же, он мог, но просто не захотел. Он мне сказал: время монашества прошло, забудь о том, чтобы быть монахом, оставайся с нами здесь в Константинополе, я оплачу твое обучение, пошлю тебя в Духовную семинарию на Халки, потом мы тебя рукоположим в диаконы, сделаем тебя священником, и со временем ты поедешь обратно в США уже в соответствующем статусе, то есть епископом. Я не хотел делать церковную карьеру. Я хотел быть монахом. Поэтому я посмотрел на Константинополь, ничего хорошего там не нашел и через 11 дней уехал и вернулся в Грецию, а оттуда поехал паломником на Святую Землю. Затем я снова вернулся в Грецию, поехал на Афон и получил официальную бумагу о том, что я отпущен из монастыря, и сходил в Новый Скит к старцу Иосифу, который принял меня в свою общину. Он сказал: ну, ты едешь в США, ты будешь один, и будет хорошо, чтобы ты принадлежал к нашей синодии, я буду молиться за тебя как за сына, как за других. Я вернулся в США. Это было в 1958 году, а в 1959 году он умер, но за это время он написал мне около 26 писем, которые я храню как великое сокровище.

Старец Силуан и Софроний Сахаров

– Расскажите о жизни в русском монастыре на Афоне.

– В русском монастыре было много монахов в начале ХХ века, больше двух тысяч. Тогда русских на Афоне было больше, чем монахов из других стран. В 1912-13 годах начался спор из-за имени Иисуса, и около восьмисот русских отцов были изгнаны с Афона, а затем еще около тысячи покинули Афон сами и вернулись в Россию, чтобы защищать свою позицию по этому вопросу. Затем началась Первая Мировая Война, границы закрылись, из России на Афон больше не поступали средства, и новые послушники тоже больше не приезжали из России, так что к тому времени, когда я приехал, там оставалось очень мало русских.

Свято-Пантелеимонов монастырь показался мне очень хорошим монастырем, с хорошим порядком. Когда я там был, о. Силуан уже скончался. Я тогда ничего о нем не знал, потом прочитал книгу Софрония о нем. Но старейшие русские отцы не думали об о. Силуане высоко, и когда я начал спрашивать о нем, некоторые сказали: не спрашивай слишком много, потому что он был в прелести. Меня это огорчило, но я не знал, что сказать. То есть мнения разделились – кто-то из отцов, кто был дружен с о. Силуаном в монастыре, очень хорошие отцы, рассказывали о нем удивительные чудесные вещи. Когда другие отцы мне сказали, что о. Силуан был в прелести, я стал читать что-то из того, что было мне доступно, и попытался понять, в чем могла быть ошибка и обман. И я нашел только два момента, которые показались мне странными. В одном месте о. Софроний пишет, что какой-то старец спросил о. Силуана: о. Силуан, ты всегда говоришь о Святом Духе и о высоких вещах, но ты никогда не говоришь о страстях и как с ними бороться. По словам о. Софрония, о. Силуан ответил: прости отче, мое сердце захвачено Святым Духом, поэтому я говорю от преизбытка в сердце, и даже если бы я хотел говорить о чем-нибудь другом, я бы не смог. Вот это странно. Я никогда не встречал в житиях святых, чтобы кто-нибудь сказал, что его сердце наполнено Святым Духом, и что он не может говорить ни о чем, кроме как о Духе. А второй момент для меня был, когда Софроний пишет, что о. Силуан сказал, что в последние времена монашество изменится. Я сказал себе: каким образом монашество может измениться? Да, будут гонения, мы по виду не будем выглядеть как монахи, как во время гонений первых христиан и во время гонений в СССР, когда монахи и монахини внешне не были видны, но тайно вели монашескую жизнь, постились, совершали службы, молились.

Есть один епископ на западном побережье, хороший человек, Сергий, он стал монахом у Кривошеина в Европе – он рассказал мне, что, по мнению Кривошеина, который жил в Пантелеимоновом монастыре в одно время с о. Силуаном и о. Софронием, то, что пишет о. Софроний о Силуане может быть происходить от него самого, а не от Силуана. О. Софроний вообще хороший человек, но со странностями и, к сожалению, экуменист. Возможно, чтобы оправдать свой собственный образ жизни, он написал, что в последние времена монашество будет другим. У него в монастыре, например, монахи и монахини жили сначала вместе. Это неправильно и запрещено канонами. Потом они купили еще здание через улицу и поместили монахинь там, но они все равно собирались вместе на трапезу, и все службы у них были вместе.

Монашество и православие в современном мире

– Если монашество не изменяется, что оно значит в Церкви сейчас?

– Монашество всегда было жизнью апостольской, жизнью Христа во всей целостности, тогда как в жизни в миру это только отчасти так: у людей есть семьи, обязательства, работа, они отвлекаются. У нас жизнь по уставу, жизнь молитвы и следования за Спасителем. Все остальное вторично. Монашество — это полное посвящение себя Богу. Как сказал Спаситель юноше, который спросил, что ему делать, чтобы спастись: – ты знаешь заповеди, — а когда он сказал, что сохранил все это с юности, тогда сказал: раздай все, что имеешь и приходи и следуй за мной. И юноше это было слишком сложно сделать, он отошел. В другом месте Господь говорит о Марии, что она избрала благую часть. В английской Библии короля Джеймса переводится: «лучшую» часть. Но это ошибка — обе части благии. Монашество — это всегда одно и то же на протяжении всех веков. Это любовь к Богу.

— Почему в мире сейчас очень мало истинно-православных монастырей?

— Это то, с чем мы останемся в конце концов. Почти ни с чем. Мы придем к нулевой точке. Католики мыслят в этом отношении, почти как Свидетели Иеговы: когда все станут католиками, тогда наступит конец света. Нет, мы так не считаем. Христиан станет так мало, что не будет уже надежды для следующего поколения христиан – тогда и придет конец. Это говорится в Книге Апокалипсис (6:9-11):

9. И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели.

10. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?

11. И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число.

Пока хотя бы один человек имеет возможность спастись, мир будет удержан. Но наступает время, когда уже никто из рождаемых на земле не сможет стать христианином. Правительства станут все более антихристовыми, они объединятся против духа церкви и нашего Спасителя, и ребенок с самого рождения через образование, общество, медиа будет оторван от Церкви.

Уход из-под Константинополя в РПЦЗ

– Почему ваш монастырь покинул Константинопольский патриархат?

– Потому что Папа и Константинопольский Патриарх встретились и сняли анафемы друг с друга. Мы подробно объяснили причины, по которым ушли, у нас целая книга вышла об этом. Любой, кто в здравом уме прочитает ее и изучит наши аргументы, поймет, что нельзя оставаться с ними в общении и быть православным. Одно из экуменических соглашений в Швейцарии повергло нас в ужас. Они сделали заявление, которое подписали все православные епископы. И там говорилось: мы признаем что мы имеем спасение в лице Господа Иисуса, но поскольку мы нашли святость и праведность также в нехристианских религиях, мы пришли к выводу, что есть другие способы спасения вне Христа. Есть и другие пути, так что можно быть хоть язычником. Ну, нет. Если нас преследовали в первые века христианства, то не за то, что мы верили в Христа. Мы могли верить в Христа. Нас преследовали за то, что мы верили исключительно в Христа. Мы не признавали демонов и идолов. Если бы мы добавили Христа в пантеон всех божеств, нас бы и не преследовали. Так вот экуменисты сделали именно это – они сделали христианство одним из многих путей к спасению, к Богу. Не единственным. Но это не так – без Христа невозможно спасение, невозможно искупление. Это просто, даже ребенок сможет понять.

У святого Паисия Великого был ученик, которого он послал из пустыни в мир по делам. Когда он вернулся, Паисий его не узнал и не хотел его благословлять. Когда старца стали спрашивать, в чем причина, он сказал, что ученик лишен знака благодати, потому он не узнает его. Тогда ученик рассказал, как по пути встретил иудея, который начал доказывать из Писаний, что Иисус не Мессия и что Мессия еще не пришел. И чтобы закончить утомительный разговор, ученик сказал: ну, может быть. И они разошлись. Паисий спросил его: разве это возможно, что наш Спаситель не Спаситель? Как же ты такое сказал? Ты отрекся от Христа, сказав “может быть”. Очень просто. Два слова “может быть”, и благодать может отойти. Нельзя допускать такой двойственности и колебания, когда речь идет о вере.

Если бы они были послушны канонам, мы бы были более чем послушны им. Но поскольку они непослушны канонам, мы непослушны им также. Мы не хотим следовать за ними в их гибели. Если они хотят прыгнуть с утеса, пусть прыгают, но нас с собой не берут.

— Вам с самого начала было ясно, что экуменизм это ересь?

– В начале все было очень запутано. Нам представляли дело как исполнение заповеди о любви, о единстве. К тому же в начале иерархи боялись своей собственной паствы и скрывали то, о чем они подписывали соглашения во Всемирном Совете Церквей, зная, что людям это не понравится. Сейчас уже всем нравится, поэтому они объявляют открыто. Но тогда нам приходилось подписываться на католические журналы, потому что только оттуда можно было узнать, что произошло. Православные не сообщали об этом.

Как стало понятно? Ну вот у одного святого отца, Григория Синаита, кажется, есть такое объяснение. На столе два наполненных стакана, одинаковых на вид и цвет, в одном уксус, в другом вино. Если ты никогда не пробовал вино, ты не знаешь разницы, поэтому если тебе дадут уксус и скажут , что это вино – можно только сказать: мне не нравится. Но если ты знаешь, что такое вино, и пробуешь уксус, ты понимаешь разницу. Извне вещи могут показаться похожими, но когда помещаешь их в свое сердце, у нас в сердце есть мерило, которым мы может отличить настоящее золото от фальшивого, распознать, от Бога это или нет. Это происходит через опыт сердца. Если там мир, тихая радость, тогда это от Бога, если там беспокойство, страх, гнев, тревога – значит, что-то не так. И эти вещи не от Бога. Это новые демоны.

А кроме того, у нас есть примеры отцов, святых. Я говорил греческим епископам, к которым мы принадлежали, а потом ушли, – найдите мне хотя бы один пример в житиях святых, где они делают то, что вы делаете сегодня, и говорят то, что вы говорите сегодня. Оправдайте себя. А мы можем привести множество святых и примеров в житиях и у отцов, примеров того, что мы следуем за ними в том, что не примнимаем экуменизм.

Подумайте только, они говорят: впервые за тысячу лет Папа и Патриарх встретятся… Но почему впервые? Все эти святые, Константинопольские патриархи и другие святые и исповедники, они что не имели любви? А теперь любовь излилась в этих новых людей? Нет, что-то во всем этом есть очень неправильное.

— Вы знали лично митрополита Филарета, одного из ярких борцов с экуменизмом? Он приезжал в монастырь?

— О да, я его очень хорошо знал. Он был даром нашей Церкви от Бога. Когда митрополит Анастасий уходил на покой, было два кандидата – архиепископ Иоанн Сан-Францисский и Никон (Рклицкий), архиепископ Вашингтонский и Флоридский, русский. Если бы кто-то из них стал митрополитом, в РПЦЗ произошел бы раскол, потому что обе партии очень сильно поддерживали своих кандидатов. А в итоге Синод избрал Филарета – он был тогда самым молодым из всех епископов, его рукоположили за год до того в Австралии. Он приехал, потому что это был большой собор и все епископы присутствовали, но не собирался выдвигать свою кандидатуру.

Так вот, в Китае в Харбине был митрополит Мелетий Харбинский, святой жизни, у него был келейник, отец Поликарп, архимандрит. Перед своей смертью в конце 2 мировой войны, Мелетий отдал свою панагию этому отцу и сказал ему отдать ее, когда тот встретит первоиерарха Зарубежной церкви, в качестве дара от христиан Харбина. Панагия была с благовещением, так как в Харбине был Благовещенский собор. Поликарп хотел поехать в США, но у него был туберкулез и его не пустили, он оказался в Австралии, и когда епископ Филарет поехал на Собор, Поликарп отдал ему панагию, боясь умереть и не выполнить обещанного. Когда он приехал, архиепископ Иоанн накануне выборов сказал своим сторонникам: я снимаю свою кандидатуру. И сказал им голосовать за Филарета. И Филарета избрали. Его же никто не знал, потому что он был из дальневосточной эмиграции, а большинство остальных были из западно-европейской. Это было от Бога, потому что обе партии увидели избрании возможность не раскалывать Синод и все надеялись что смогут взять вверх над молодым епископом. Он старался держаться посередине. Но из-за раздоров епископов он очень страдал, в итоге это свело его в могилу.

Он приезжал в Бостон служить в русском храме, а у нас он останавливался. В монастыре есть комната, мы зовем ее комната митрополита, где он жил у нас. Он обычно говорил: я грешу, когда приезжаю в ваш монастырь. Мы спрашивали: почему, владыка? Он отвечал: потому что зависть это грех, а у вас тут тишина и мир, у нас нет этого в Синоде в Нью Йорке. Вечно ссоры. Когда я здесь, думаю как все это хорошо, ваши службы, часовня, и завидую.

Они распяли его в итоге, а он был человеком Божиим, человеком поста и молитвы.

У него был протодиакон Никита, люди его не любили, это очень огорчало Митрополита, у него было несколько размолвок из-за этого протодиакона. Но этот диакон был очень предан митрополиту, если бы не он, митрополит Филарет не прожил бы так долго. Диакон тоже был из китайской эмиграции, он знал китайскую медицину и покупал какую-то дорогую икру, размешивал и кормил этим митрополита с ложки, и тот выздоравливал. Еще когда митрополит Филарет не был пострижен в монахи, а был просто священником, тогда отцом Георгием, Никита, тогда маленький мальчик сильно заболел и был при смерти, врачи сказали, что он умрет, тогда родители позвали о. Георгия, он отслужил молебен и сказал, что мальчик поправится. Так и случилось. Когда Никита вырос, он стал учеником митр. Филарета, он женился, но жена не захотела ехать с ним в Америку, он поехал один с Филаретом, с женой они так и не развелись. Диакон умер через год после смерти Филарета от лейкемии.

Он нас любил, потому что мы любили митрополита. Я его тоже уважал и поддерживал. Но в то время было очень много политики в русской церкви, мы старались держаться в стороне, но нас все равно втянули. Когда он умер, для нас это была большая трагедия еще и потому, что он вел дневник с самой юности о митр. Филарете и о его чудесах. Я звонил ему в больницу в Австралию, где он умирал, – мы тогда уже ушли из Синода РПЦЗ – я спросил что будет с его книгой. Он меня заверил, что он все подготовил, что книгу осталось только напечатать. Он передал рукопись кому-то в РПЦЗ, у кого были средства ее издать. Сколько лет прошло с тех пор? Больше 30? Мы даже не знаем, где эта рукопись, существует ли она или уничтожена. И это трагедия, потому что в ней должно было быть много подробностей.

— А почему монастырь покинул РПЦЗ?

– Мы бы там не смогли удержаться. Нам пришлось уйти, чтобы они смогли воссоединиться с Московской Патриархией. Пока мы были там, а мы были очень уважаемой и сильной группой, они не могли делать такие шаги. Но ведь как только митр. Филарет скончался, сразу же, через месяц они стали сослужить с сербскими епископами, которые сами сослужили с МП. Но ведь это никакой разницы по сути. Это было нехорошо.

Нас они обвинили, конечно, во всевозможных грехах, чтобы избавиться от нас. Но через несколько лет их цель стала ясна. Как только мы ушли, их поздравили русские православные во Франции: хорошо , что вы избавились от этих греков и американцев, потому что они мешали нам объединиться. Но посмотрите на РПЦЗ сейчас. На сколько кусочков она раскололась. Очень печально. И Виталий (митрополит Виталий Устинов – прим. «Островов») сделал много ошибок, потом ушел на покой, потом снова вернулся, стал митрополитом опять… Но слава Богу за все. Последние времена, и нам следует этого ожидать – ухудшения ситуации в церкви…

Беседовала Алена Чепель

Послесловие

Свято-Преображенский монастырь был основан о. Пантелеимоном в 1961 году. В течение 55 лет он духовно окормлял и наставлял братию. За это время в монастыре переведены на английский язык богослужебные книги и труды святых отцов, создана иконописная мастерская и организовано производство ладана. О. Пантелеимон учил монахов, что нужно кормить себя собственным трудом и не зависеть от пожертвований. Когда в 2012 году ему диагностировали терминальную стадию рака поджелудочной железы, он удалился в скит Святых апостолов, где провел три года в молитве. Там он также написал подробную статью об имяславии “Спор о Святом Имени на Святой горе в 1912 году”, которая сейчас готовится к публикации. В феврале 2016 года о. Пантелеимону стало хуже – отказала почка, и его положили в больницу в Бостоне, уже не надеясь на восстановление. Однако случилось чудо: он смог вернуться в монастырь, закончил там работу над книгой, написал завещание. В ноябре он стал угасать и 27 декабря скончался в возрасте 81 года. На отпевание о. Пантелеимона собрались 9 епископов, 13 священников, 6 диаконов и около 400 верующих со всей страны. Прощание со старцем длилось около часа, в это время сестры женского монастыря пели пасхальные песнопения – дух мира и радости был сильнее, чем горе.